«Общая газета», 1998 год.
Наступил самый важный день. Для меня, конечно.
Мы ждали Пашу в городской администрации. Павлу Владимировичу Алохину должны были вручить мандат депутата Государственной Думы Российской Федерации.
И он появился — как всегда неожиданно, с ясным и сытым лицом ангела, в черном костюме, сопровождаемый демонстративной охраной.
— Привет лучшим журналистам области! — протянул он руку, приветствуя меня.
Паша льстил — открыто, продуманно, приятно.
— Поздравляю! — дружелюбно, искренно ответил я.
Потому что сегодня для меня наступил самый важный день.
В помещении районной избирательной комиссии цветов было, будто на похоронах — на свадьбе, я хотел сказать. Позднее пошли речи — такие же липкие, как руки, залитые шампанским и подтаявшим шоколадом.
Я нашел туалет, вымыл руки и стал поперек коридора — остановил Валентину Павловну, когда она с доброжелательным, независимым и нагловатым видом, отметив мое присутствие кроткой улыбкой, попыталась пройти мимо. Вот именно — попыталась.
— Валюта, дорогая, — перегородил я дорогу женщине, — пора переговорить с Пашей о квартире, а то поздно будет — уедет куда-нибудь сталкер наш, не достать, не дотронуться — депутатская неприкосновенность…
— Хорошо, — кивнула она с досадой, которую не скрыть пудрой, — сейчас попробую решить этот вопрос.
Я ждал всю эту команду на улице. Первой вышла Севруг.
— Ты поедешь со мной, — сказала она, — возьмешь у Павла Владимировича интервью для следующего номера газеты. И переговоришь о квартире.
Вскоре Паша с охраной прошел к черной машине. Вперед! И все мы рванули туда, где стоял краснокирпичный офис финансово-промышленной компании «ДАНАЯ».
Пашина машина ушла направо, в ворота, на территорию компании, а Валентина остановилась у входа в здание. Я вышел — она опустила стекло дверцы.
— Ну давай, действуй! — прозвучала команда.
И Севруг тут же, с места, круто развернулась и помчалась в обратную сторону, оставляя за высокой кормой своей серебристой машины снежную взвесь.
«Как же так? — изумился я. — А кто будет третьим? Мне столько не выпить… Я же получил обещание опо-сре-до-ван-но, через тебя, клюква ты свежемороженая…»
На первом этаже офиса меня встретил охранник — мы поднялись в кабинет президента компании. Я достал диктофон, поставил его на стол и начал интервью. Паша был оживлен, счастлив, весел, он блестел и сиял, будто капот БМВ.
— Как вы относитесь к тому, что известного бизнесмена Кондырева выбросили в окно третьего этажа, прямо из офиса убийцы, и он разбился насмерть?
Павел Владимирович задумался, как человек государственный, а не какой-нибудь Пашка Шанхайский.
— Понимаете, кто-то кому-то не вернул восемьсот миллионов рублей. Восемьсот миллионов… Вот старики, старухи, инвалиды, которые вложили свои гроши в фирмы или банки, а те клиентов кинули. Завтра выведи этого банкира на площадь, к митингу… Что сделают те самые старики, старухи, инвалиды? Правильно, каждый клюкой по разу стукнет — и до смерти затюкают! А тут не сто, двести, триста рублей — восемьсот миллионов! Вы меня понимаете?
Кажется, я понимал. Олигарх говорил достаточно ясно. Мы проговорили полчаса, решили вопрос жизни и смерти, пора было и честь знать.
— Спасибо, Павел Владимирович, за интервью, думаю, что достаточно, — закончил я точно через тридцать минут после начала официальной части мероприятия и демонстративно выключил диктофон. — А теперь у меня к вам личный вопрос…
— Квартирный, — кивнул головой Паша и сложил белые руки перед собой, изображая полное внимание к собеседнику, — говорите цифру…
— Сто тридцать-сорок, — сказал я, называя самую минимальную сумму, на которую можно купить однокомнатную квартиру в старом пятиэтажном доме.
— Договорились, — уверенно закончил разговор олигарх, вставая со стула и провожая меня к двери, — ищите вариант.
Депутат Государственной Думы крепко пожал мне руку и щедро осклабился. Вот он, созидатель, строитель новой России!
Ну кто бы сомневался…
Сначала по городу прошла волна слухов: убили поэта Николая Бурашникова. Потом появились первые информационные сообщения агентств и тексты в газетах.
Николай приехал в Пермь из Калинино, из-под Белой горы. Он шел по улице в своем длинном старом пальто, с длинными волосами, когда путь преградили подростки. Колю сбили с ног и запинали до смерти, вышибая его ногами с этого света на тот.
В таком городе я живу, с такими гражданами, ментами, уголовниками, которые стоят рядом со мною в троллейбусе или встречаются в магазине. Бандиты выходят по вечерам на улицы и внимательно смотрят вокруг, кого можно было бы убить, взять из кармана погибшего сто рублей и купить бутылку водки, сигареты, жвачку. Я живу в таком замечательном городе, что уже давно не выхожу из дома без финского ножа.