— Заказывать такси по телефону не будем — и в этом номере все прослушивается…
— А в баре? — осенило меня.
— Мы его полностью контролируем. Проверяем постоянно.
— А в самой гостинице за нами следят?
— Конечно…
Мы спустились вниз на лифте и вышли. Перед нами текла улица Ленина, за ней виднелась губернаторская резиденция, левее в черном воздухе висела стеклянная стена здания Законодательного собрания, где на втором этаже светилось с десяток окон нашей редакции. Справа гудел машинами Компрос — Комсомольский проспект.
Падал снег. Центр города был похож на морскую глубину, пронзаемую светящимися рыбами, электрическими скатами, подколодными змеями, акулами капитализма и другими вооруженными до зубов гадами.
Тут я обратил внимание на то, что Ахмед не спешит к свободному такси, стоявшему в десяти метрах от входа в гостиницу. Он всматривался в темноту, о чем-то думал. Мы с наслаждением дышали морозным воздухом. Я понимал: мне тоже необходима такая ясность мышления, которая похожа на зимнее небо в безоблачную звездную ночь.
— Пойдем на проспект, — кивнул Ахмед подбородком в сторону Компроса.
Мы быстро поймали «тачку». Сидя рядом со мной на заднем сиденье, Ахмед раза три оглянулся, я тоже, но различить машины, слепящие фарами, в снежной тьме было невозможно. Авто было так много, что казалось, весь мир преследует отщепенцев.
— Ипподром, — сказал я таксисту, — по шоссе Космонавтов.
И мы полетели в бездну города, полную замолчавших заводов, разграбленных универмагов и бандитских притонов.
— Остановись у хорошего магазина, — попросил Ахмед водителя. Потом вышел и минут через пятнадцать вернулся с двумя пакетами.
— Я думаю, менты знают, где я живу, — встретил я чеченца, стоя у такси.
— Да, но они не знают, что мы едем к тебе. А если знают, то это, может быть, даже лучше.
Подъехали к среднему подъезду моего мрачного кирпичного дома.
— Я думал, у тебя особняк, — кивнул Дадаев в сторону окна одной из квартир первого этажа, где вместо выбитого стекла был вставлен кусок фанеры.
— Я тоже так думал, но однажды утром проснулся и сильно удивился…
Лампочку в подъезде опять выкрутили, наверное, хозяйственные люди с верхних этажей или из соседнего дома. Поскольку я был близоруким и без очков, никогда не смотрел, где находится узкая замочная скважина, приноровившись вставлять в нее ключ не глядя, одним жестом руки. Вошли в длинный коридор, я включил свет.
Ахмед с интересом разглядывал мое жилище: зеленые, потемневшие от времени панели, пятна подновленной, но еще не крашеной штукатурки, обрывки торчащей под потолком электропроводки, две ванны, висевшие на гвоздях, ящик с картошкой в углу и, бля буду, анфиладу дверей.
— Да-а, — протянул наконец Дадаев, — что я могу сказать? Продажные журналисты в таких условиях не живут.
Мы сняли ботинки и прошли в первую комнату.
— Добрый вечер, — приветствовал Ахмед мою жену и сына, достал из пакета плитку шоколада, протянул Сашке: — Угощайся.
Потом поставил на стол бутылку виски, миндальный ликер «Амаретто» и красное сухое вино, выложил копченое мясо и мандарины.
Мы сели за стол.
— Тяжело вам тут, наверное, жить, — покачал головой Ахмед, обращаясь к моей жене.
— Было бы не тяжело, если бы не соседи. Мы бы давно все здесь отремонтировали, обустроили, привели в порядок. Но с нашими соседями это невозможно, все равно изгадят, не раз уже делали.
В войне с тараканами союзников у нас не намечалось — соседи были морально побеждены до нашего появления здесь. Более того, Людка ругалась, когда мы применяли спецсредства. Однажды пообещала позвонить по телефону-автомату в «скорую помощь», чтобы предотвратить собственное отравление. Моя жена пообещала вызвать психбригаду.
Господи, проблемы существуют только для того, чтобы их решать. Третье средство, которое мы использовали в этой войне, называлось соответственно ситуации — «комбат». Фронтовое средство, против пехоты: круглые, как мины, черные пластиковые ловушки, в которые тараканы заползали и выползали оттуда живыми. Еще некоторое время они ползали, а потом куда-то пропадали. Лиза утверждала, что отрава, которую тараканы жрали в ловушках, лишала их возможности воспроизводства. Не могу утверждать, что я в этом вопросе большой специалист, поэтому молчал, но наблюдал за вырождением параллельной нации с радостью.
«Талибы» ушли. Или вымерли. Правда, вскоре выяснилось, что средство содержит опасное вещество, снижающее, как утверждали мужики, потенцию не только у тараканов. Ага, это всё тиурам, оказывается…
К этому времени у нас было уже две комнаты. Жена с сыном легли спать, а мы с Ахмедом переместились на меньшую жилплощадь. Перенесли туда выпивку и закуску. Перешли к обсуждению хулиганских действий милицейского управления.
— Ситуация становится все напряженней, — опять сказал Ахмед. — Может быть, все-таки стоит выделить тебе личную охрану?..
— Ты думаешь, Ахмед, они мне могут что-нибудь сделать?
— Они способны на все.
— Да, если судить по Чечне — на многое…
— Я думаю, тебе нужна охрана…
Я понял, что Дадаев играет на повышение… И улыбнулся.
— Нет, — покачал я головой, — сам отобьюсь.
— Э-э, когда их несколько, без оружия не отобьется никто, даже чемпион мира по борьбе.
— А зачем тебе деньги? — решил перевести я разговор в актуальное русло. — Помогают защититься? Кончились? Или нужно на гостиницу? На жизнь?
— Нет, — ответил он и замолчал.
Легко и долго курил. Потом продолжил:
— На это у меня есть… Открою тайну, тебе верю. Я разработал хороший план: снять в Казани самолет для чартерного рейса в Чечню, хочу доставить туда гуманитарную помощь — одежду, продукты, медикаменты… Но мне мешают.
Я был сражен этой чеченской наглостью. Самолет! Как у Сашки — «самолет гуманитарной помощи», из конструктора, для чартерного рейса. Тут на автобусный билет не знаешь где наскрести, по всем карманам…
— Интересно, Ахмед, как ты добываешь такие большие «бабки»? Торгуешь на рынке, как твои земляки?
— Мои земляки так не опускаются, для торговли они нанимают русских женщин.
«Урод», — мелькнуло в моей голове — и пропало в темноте ночи.
— Мы работаем в Перми, с одним богатым человеком…
— А с чем связаны дела?
— С нефтью. Нефть — это большие деньги! Знаешь, однажды мои люди в Чечне задержали грузовик, под тентом он был битком набит российскими рублями. Дудаев лично приказал отпустить машину…
Он сидел в белой рубашке и галстуке, пиджак висел на спинке стула. Настойчивая претензия на европейскую культуру меня изумляла. Он утверждал, что Чечня находится в Европе. Надо будет посмотреть по карте.
— Можешь поехать со мной, если не боишься. Есть еще идея — вывезти раненых с гор…
— А как? — удивился я.
— Они лежат там в пещерах. Вывезти можно по горным тропам на двухколесных тележках…
В этот момент он сделал жест, который потом долго тревожил меня: он прикрыл рот ладонью. Я читал литературу о языке жестов и знал, что это означает.
Мы уже давно перешли на «ты», не споткнувшись. Я сильно задумался и чисто машинально разлил по стаканам виски. Мы выпили достаточно, и после этой серьезной дозы я согласился.
— Хорошо, — сказал я, — а когда полет может произойти?
— Примерно через неделю.
Мы стремительно напивались. Сумерки сознания сливались с темной водой ночи.
— И все-таки мне кажется, что вы разбойная нация, — неожиданно произнес я, удивляясь собственной наглости. Со мной это случалось, когда выпивал больше, чем позволял мой короткий разум.
— Возможно… — Ахмед неожиданно улыбнулся. — Вот я, например, жестокий человек.
Мне показалось, что в его голосе звучит гордость.
— Если надо, могу рассечь человеку грудь ножом!
Произнося эти слова, он сделал резкий сабельный жест, демонстрирующий решительность и силу удара, вспарывающего человеческую плоть.
— Кавказ предо мною… — покачал я головой. — Я тоже могу, но ведь не сделаю это!