Выбрать главу

Помню, шел по улице, держа кроличью шапку в руке, небритый и пьяный. Не помню, Господи, как добрался домой.

Из обзора

Бранное житье.

Железом и кровью создаются царства, подобно тому, как в муках рождается человек». «В Европе не дадут нам ни шагу без боя, а в Азии целые царства к нашим услугам», — утверждал Ермолов. Для него порядок был синонимом прогресса. Порядок: «Пусть ненавидят, лишь бы боялись», «Лучше от Терека до Сунжи оставлю пустынные степи, нежели в тылу укреплений наших потерплю разбои».

Журнал «Родина», 1994 год.

Основателем и первым директором пермского конезавода № 9 был Виталий Петрович Лямин. Незадолго до своей кончины он передал Раисе Григорьевне Соколовой, жене своего преемника, пятьдесят общих тетрадей. Это были рукописные воспоминания Якова Бутовича — знаменитого дореволюционного коннозаводчика. «Это не для Александра Васильевича, — сказал он, — это для Андрея». Надо думать, Лямин понимал, что Соколов-старший — человек внешнего действия, экстраверт, которому недосуг будет читать, вникать в профессиональную и литературную ценность рукописи. А самое главное, время Бутовича еще не подошло. Лямин надеялся, что Андрею, сыну Соколовых, повезет больше.

Сорокалетний Андрей жил отдельно от отца — в трехкомнатной благоустроенной квартире, с женой и двумя детьми. Начкон повел Сергея Бородулина к себе домой и показал рукопись, которую лет семь назад, в начале 1980-х, мать передала ему. До этого тетради хранились на чердаке отцовского дома, в мешках и коробках. Александр Васильевич был в курсе дела, но, поскольку знал о завещании Лямина, сам их не трогал. Андрей тоже не сразу понял, что это такое. Наверно, думал он, старинные записи, наблюдения старого специалиста, мнение которого при современных способах ведения коневодства уже мало что значит.

Со временем Андрей начал менять взгляд на рукопись. Он все более внимательно вчитывался в округлый почерк Якова Бутовича. Но что делать со своим кладом, не знал. А тут Бородулин — журналист, профессионал.

Сергей долго перелистывал старые тетради, местами читал, перечитывал, все яснее понимая уникальность попавшего в руки материала. В раздумье уехал он в Пермь. И на следующий день принял совершенно неожиданное для себя решение: он вернулся к Андрею Соколову.

История мира в биографии отдельно взятого человека… Известный помещик Яков Бутович создал в Тульской губернии Прилепский конезавод, со временем ставший одним из самых знаменитых в империи.

Всероссийская конная выставка, 1910 год. Со всей страны соберутся профессионалы, конники, аристократы. Чем удивить их? Вы-думка Бутовича была блистательной: перед изысканной публикой предстало гнездо маток — одиннадцать белых кобыл орловской рысистой породы, украшенных красными уздечками, голубыми попонами с гербом дворянина, миллионера, коннозаводчика Якова Бутовича. Помещик получил Большую золотую медаль, о его предприятии писала английская «Таймс» и все издания России, посвященные конному делу.

В начале XX века офицер Яков Бутович участвовал в Русско-японской войне. После революции, спасая завод от крестьянских погромов, он добился национализации своего конезавода и того, чтобы его поставили возглавлять предприятие.

Сергей читал, вникал, расспрашивал специалистов… Орловские рысаки — легкоупряжные лошади, первая культурная порода в России и первая рысистая порода в мире. Ее создал граф Алексей Григорьевич Орлов-Чесменский. Тогда, в конце XVTII века, возникла необходимость в лошади, способной преодолевать российские расстояния. Полученная в результате селекции порода отличалась крупным ростом и сухостью конституции, силой и костистостью, темпераментностью и способностью жить в любом климате. Орловские рысаки стали делом жизни Бутовича.

Яков Иванович не только остался во главе предприятия, но и впервые в послереволюционной России организовал бега и выставку орловских рысаков в Туле. Пригласил наркома земледелия Муралова. Собрал громадное количество зрителей.

Бутович начал писать свои воспоминания на свободе, в 1925 году. К этому времени он был уже отстранен от руководства заводом и поставлен заведующим музеем, который сам и создал. Еще великий Илья Репин благословил его на это святое дело. Бутович собрал несколько сот картин, писаных маслом хорошими художниками, фотографии, литографии, литье. Всего три тысячи единиц хранения. Такой лошадиной коллекции в мире не было и нет по сей день. Свой дом в Прилепах он перестроил таким образом, чтобы музей расположился в нем. Отдельный зал — под галерею.

Большевики освободили Бутовича от руководства заводом как «бывшего человека», дворянина. До революции «бывшими» называли нищих бродяг, золотую роту, которую в современной России окрестили бомжами. Дело в том, что Бутович сохранил помещичий уклад жизни, что вызывало у советских начальников приступы классовой ненависти. Каждый вечер он диктовал повару меню. И жил в том же барском доме.

Бородулин подумал вот о чем. Видимо, Бутович решил обыграть советскую цензуру, закончив первую часть воспоминаний Февральской революцией. Чтобы иметь возможность опубликовать книгу. Рассказал о своем детстве, учебе, участии в войне, о том, как ему помогали купить Прилепы два ушлых еврея, поскольку имение это было к тому времени заложено и перезаложено. В России в те годы расстояния измерялись не от усадьбы до усадьбы, а от конезавода до конезавода. И после революции даже партийная большевистская пресса регулярно сообщала об очередных бегах.

Бутович перешел ко второй части своих воспоминаний — «Архив сельца Прилепы», описанию ста лучших заводов России. И когда дошел до середины, был арестован первый раз.

Шел 1928 год. К этому времени он уже был в разводе с Александрой Романовной Вальцевой, которая перебралась в Ленинград. Накануне он купил своей маленькой дочери Таничке черные и белые ленты — подарок, который девочка получить не успела.

Бутовича обвинили в том, что он украл табуретку и старый шкаф. Сам у себя украл. Дали три года по уголовной статье. До «Шахтинского дела» оставалось полгода, политические процессы в стране еще не начались.

Бутовича посадили в Бутырку, а потом перевели в Тульскую тюрьму. Человек, привыкший к высшей степени независимости, оказался в переполненной камере. Где находилась в это время рукопись Бутовича, неизвестно. Только через четыре месяца он смог выйти из шока и, чтобы привести в порядок душевный строй, начал одну за другой записывать родословные своих лошадей.

Незадолго до ареста Бутовича лошади Прилепского завода были разведены на Московский, Хреновской и другие заводы, несколько лошадей попали на Урал, в далекую Пермь, город, который не забудет Бутовича. Ну понятно, о себе писал, тосковал по барской жизни, но зачем составлять родословные лошадей? Потом Бородулин понял: для того, чтобы помочь специалистам лучше влить прилепских лошадей в маточное гнездо, в производящий состав заводов. Через несколько лет от прилепских лошадей будет получен европейский рекордист и чемпион породы по типу и экстерьеру Улов, прилепская Безнадежная-Ласка станет основательницей лучшего маточного семейства породы.

Наконец-то Бутовичу удалось вернуть себе спокойное состояние духа и продолжить работу над воспоминаниями. Начал с отдельных очерков о Прилепском заводе и музее времен революции. Затем перешел к упорядоченному описанию происходившего там — до его ареста. Из Тульской тюрьмы его перевели в Одоевскую, а потом отправили в знаменитые Соловецкие лагеря. Позднее сослали в Архангельскую область, где предложили работать в так называемых ремонтных комиссиях, занимавшихся пополнением конного состава армии. По словам Лямина, в это время Бутович прятал рукопись у какой-то женщины. События в рукописи обрываются описанием Одоевской тюрьмы.