Я помню первые слова матери, после моего выхода из стазиса. «Мы близко», «Это наш дом». Все её системы мониторинга сгорели. Она была слепа и просила своих детей о помощи, а мы бились в судорогах от внезапного пробуждения.
Я и еще около 12 тысяч колонистов вылетели с доживающей последние годы своего существования Земли 29 февраля 2236 года. Мы были последними, кто покинул наш дом, оставив позади миллиарды людей. Покинули, чтобы впереди у человечества, да и у каждого из нас лично, была возможность выжить и жить лучше и мудрее. Смешно об этом думать, беспомощно лежа на холодном полу в стазисной жидкости, больше похожей на кисель или даже слизь.
Наш путь пролегал на ковчеге «Letzter» сквозь космическую тьму к далекой звезде, в обитаемой зоне которой должен быть наш новый дом. 630 лет – долгий срок, но мы надеялись на безопасное путешествие и подходящие нам условия на планете.
– Мы близко. Это наш дом. – не утихала Мама. Искусственный интеллект, оберегающий долгий сон наших тел, пока наше сознание хранилось под присмотром Отца – интеллекта, следящего за системами Лэтцтера.
Похоже, что-то все же пошло не так.
– Я слышу, Мама! Подожди, дай прийти в себя. Какой временной маркер? – голос справа. Первый помощник капитана.
– 650 лет с момента отбытия. – Как ни в чем не бывало отчеканил синтезированный голос. Она будто успокоилась, услышав свою подопечную.
Я смог открыть глаза. Огромное помещение, залитое светом и заставленное нашими колыбелями, наполнилось неуклюжим движением.
– Марк! Хватит прохлаждаться. – первый помощник смотрела прямо на меня. Её строгое лицо выражало озабоченность и властность. Её крепкое тело била дрожь, но она будто не замечала этого. Пусть с её подбородка и стекал кисель, придавая вид полоумной, я не позволил себе улыбнуться этой картине. – Приходи в себя и быстро проводи диагностику. У нас явно что-то произошло.
Я доковылял до панели ручного взаимодействия с ИИ. Ноги и руки не слушались – сотни лет без движения дают о себе знать.
– Мама, выведи экран диагностики. Голосовой запрос главного инженера Марка… – на секунду я запнулся. Какая у меня фамилия… Откуда я… Такие простые вопросы висели у меня в голове без ответа. Только гулкая пустота. Но что-то всплыло…
– Марк, что так долго? Мне нужен твой отчет!
– Марк Соловьёв. Голосовой запрос Марка Соловьёва.
– Запрос принят. Формирую отчет диагностики.
На всплывшем в воздухе экране побежали голограммы с данными по стазисным капсулам, системам жизнеобеспечения и взаимодействия Мамы с другими ИИ – Отцом и Капитаном.
– Вот, я нашел. 608 год. Множественные повреждения системы. Перепады напряжения, часть капсул законсервированы. Отец сделал резервные копии сознания пассажиров. Капитан был поврежден. Похоже на столкновение с космическим телом. 628 год – мы приземлились на Тазанис, экстренный запрос системы на открытие камер. Данные повреждены. Похоже на сбой, где-то на пути к Маме. Такие же попытки десять лет спустя и сейчас.
Экран погас. Вместе с ним отключилась вся электроника. По залу прошел испуганный гул, отражаясь от стен. Здесь нельзя было оставаться ни в коем случае. Я пошел вдоль стены наощупь в сторону выхода. Нужно было вскрыть дверь и попытаться выбраться. В стороне люди тоже пытались двигаться, шептались, говорили в полный голос, кричали друг другу, звали кого-то.
Мне было 12, и я жил с родителями в Новом Воронеже, когда очередная вспышка на Солнце пробила защитный купол и обесточила наш город и 3 соседних. Это был не первый раз, когда город погружался во тьму, но отпечатался в моей памяти сильнее всех. Начался хаос. Машины на улицах перебились, сотни жертв в авариях, в домах, на работе. Точно в такой же тьме, как сейчас, люди точно так же кричали, водили руками в темноте и толкались в панике. А я шел вдоль стены, тихо шепча «Только не задавите, только не задавите… Мама… Мама!»
– Мама! Что за черт происходит? Мама! – кричала помощник капитана.
Включился аварийный свет. Красное зарево залило зал, искажая всё неверными черными тенями. Мама больше не отвечала и это было действительно страшно. Когда ИИ руководит всеми жизненно важными процессами вплоть до хранения пищи, его молчание – плохой знак.
Двери пришлось открывать самим. Пыхтели впятером над проводами и створками битый час, но в итоге смогли выбраться.
Лэтцтер оказался в плачевном состоянии. Полутемные коридоры с перегоревшими лампами, отпавшими от стен панелями, скрывавшие когда-то линии труб и проводов, и запах гари, сырости и чего-то еще…
Многие двери заблокированы. Люди стали понимать всю глубину проблемы. Наша колониальная миссия на грани провала. Неизвестно, что из оборудования уцелело. Неизвестно даже, сможем ли мы поесть в ближайшее время.