– Пусти, – но он уже закрыл ее губы своими, прохладно-сладкими, словно поздние осенние яблоки, переждавшие на ветвях первый снег. Чьи-то руки касались ее шеи, сминали золотое кружево, путали волосы… а поцелуй, первый поцелуй в ее жизни, все продолжался и никак не получалось возмутиться, оттолкнуть настойчивые руки, оторваться от чужих губ. В ушах шумело, словно под водой, и стук в дверь показался неимоверно далеким, а голос старшего брата – чужим:
– Тэйрин! Тебя все ждут, – не дождавшись ответа, молодой граф Виастро толкнул дверь, намереваясь отвлечь Тэйрин от греха самолюбования. Вильен, разумеется, не поверил горничной, что ее госпожа решила провести последние минуты девичьей жизни в молитве и благочестивых размышлениях, но реальность превзошла все его ожидания. На какой-то миг граф потерял дар речи и, закашлявшись от возмущения, оторвал Ллина от Тэйрин, ухватив за пояс. Наконец, он смог выговорить:
– Вон отсюда! Оба! И благодарите богов… – Вильен махнул рукой – и так было понятно: сейчас не время для громкого скандала.
– Виль, ох, Виль, – Тэйрин заплакала, позабыв, что только что начернила ресницы. Сажа причудливыми разводами растеклась по нарумяненным щекам, и лицо девушки превратилось в доску для клеточного боя. Граф обернулся в поисках умывальника – в таком виде Тэйрин нельзя было выпустить из комнаты, и увидел, что близнецы и не подумали подчиниться. Они стояли у двери, держась за руки.
– Убирайтесь. Или я позову стражу. – Вильен заставил себя говорить спокойно.
– Не вмешивайся.
– Она пойдет с нами.
– Виль, они с ума сошли. Все время повторяют: «ты наша, ты принадлежишь нам». Я боюсь! – Всхлипывала Тэйрин.
– Уходи. – Повторил Ллин. Темно-синие глаза близнецов казались черными, зрачки слились с радужкой, а золотистая кожа словно светилась в полумраке. В голосе Ллина звучала такая убежденность, что Виль против воли сделал два шага к двери и только тогда остановился. На свою беду он был слишком зол, чтобы испугаться:
– Думаешь, я позволю вам увести мою сестру? Да вы душу Проклятому продали, раз такое задумали! Но Аред вам не поможет! – Он повернулся к близнецам, по привычке положил ладонь на пояс, забыв, что при нем нет даже кинжала.
– Ты без оружия.
– Мы сильнее.
– Уходи.
– Мы не хотим тебе зла.
Теперь Виль уже не сомневался – Ллин действительно светился ровным золотым светом, такое же золотое облако, но не столь яркое, окружало Мэлина. Впору было бежать и звать на помощь жрецов, но он не мог оставить сестру и вопреки проснувшемуся страху, упрямо шел навстречу близнецам. Небольшая девичья комната казалась бесконечной, каждый его шаг длился вечность, он словно пробирался сквозь каменную стену. Камень затвердевал, сдавил грудь, тесным ошейником обхватил горло, Вильен задыхался, но упорно шел вперед, не понимая, что стоит на месте.
Ллин вскинул руки – золотое облако сорвалось с его ладоней и окутало графа. Тэйрин попыталась закричать, но не смогла даже разжать зубы. Золотое сияние слепило глаза, она видела только темный силуэт в ослепительной оболочке: Виль застыл на середине движения и медленно, невыносимо медленно, опустился сначала на колени, а потом упал. Облако рассыпалось тысячью белых искр и исчезло.
Ллин с недоумением рассматривал свои ладони, Мэлин обнял брата за плечи. Тэйрин застыла у зеркала, пережитый ужас убил страх, она с равнодушием подумала: «Виль умер. Сейчас они заберут меня. Они продали душу Ареду. Или души? У них две души, или одна на двоих? А меня они отдадут Проклятому? Или я только для них?» – мысли медленно текли одна за другой, проснулась боль в распухших губах, но она по-прежнему не могла пошевелиться – не чувствовала ни ног, ни рук, и только услышав тревожный голос отца, смогла, наконец, закричать.
Комната заполнялась людьми: лекарь суетился над телом графа, жрец Эарнира сжимал в потных ладонях резной медальон из кости и выглядел так, словно ожидал обнаружить в сундуке с приданым Ареда собственной персоной. Стражники держали близнецов за руки, Вэрд Старнис в пятый раз спрашивал дочь, что произошло. Тэйрин казалось, что она отвечает, но губы шевелились, не произнося ни слова. Ллин, не обращая внимания на стражников, повторял негромко, словно для самого себя:
– Мы никому не желали зла.
Воздух в комнате молодого графа пропах тяжелым запахом: в плошках курилась освященная в семи храмах смола, лучшая защита от сглаза. Жена Вильена комкала в руках мокрый платок и судорожно всхлипывала, словно разучившись дышать. Жрец Эарнира нараспев читал молитву, не отводя взгляда от постели больного. Храмовый целитель, срочно вызванный из города, виновато разводил руками:
– Я ничего не могу сделать, ваша светлость, искусство исцеления бессильно перед черным колдовством. У графа сломан позвоночник, к счастью достаточно низко, чтобы выжить, но не думаю, что он когда-нибудь встанет. Если повезет – руки сохранят подвижность. Разве что, белые ведьмы… Но с этим придется подождать, сейчас он слишком слаб.
– Вильен сможет говорить?
– Надеюсь. Он сильно ударился головой при падении, потребуется время, чтобы придти в себя. Все, что мы можем сделать – ждать. Или же, – лекарь оглянулся, не слышит ли его жрец, но тот был погружен в молитву, – я не должен предлагать вам это, но если колдун нанес удар, быть может, в его силах исцелить свою жертву. Такое исцеление не будет угодно богам, но граф молод, у него останется много лет для спасения души, если получится спасти тело.
Лекарь, откланявшись, вышел – он сделал все, что в его силах, жрец продолжал молиться, Риэста увела невестку, и Вэрд остался наедине со своими мыслями. Он устало опустился в кресло рядом с постелью сына: Вильен тяжело дышал, воздух с хрипом вырывался из горла, неподвижные руки лежали поверх одеяла. Он может не дожить до утра, а может провести годы на этом ложе, медленно загнивая. Прошел всего день, а в комнате уже поселился терзающий горло запах лежачего больного, запах беды.
Что он сделал не так, что упустил? Близнецы росли в его доме с четырехлетнего возраста, и видят боги, он не делал разницы между своими детьми и приемышами, а Риэста и вовсе для них родная кровь. Пусть тетка не мать, но все ж таки не чужой человек! Правда, он так и не сумел полюбить мальчиков, слишком уж чуждыми были эти дети, странными, но они и не нуждались в его любви – братьям всегда было достаточно друг друга.
Он ведь и раньше замечал, что юноши слишком привязаны к его младшей дочери, знал старую поговорку про двоюродных братьев и сестер, но не стал обрывать единственную нить, связывающую близнецов с приемным домом. Решил, что выдаст Тэйрин замуж как можно раньше. Не успел.
Вэрд не чувствовал гнева, только вину и глухую усталость. Хотел, как лучше, не получилось. Зря наместница отдала этих детей ему под опеку, зря… Проклятые узы Аэллин оказались сильнее крови Эльотоно. Что он мог противопоставить древней магии? Любовь и терпение. Полюбить не получилось, одного терпения оказалось недостаточно. По закону близнецов ждало суровое наказание – за покушение на жизнь графа полагалась смертная казнь. А здесь еще и черная магия… когда жрецы потребуют выдать колдунов, Вэрд не сможет отказать.
Риэста ждала мужа в его кабинете. Она стояла у окна, облокотившись о подоконник, и смотрела сквозь частый переплет. Во дворе толпились крестьяне из ближайшей деревни, пришли узнать, как здоровье молодого хозяина. Вэрд вышел к ним и что-то говорил, Риэста не слышала, но знала: надежды мало, молитесь. Она прикусила губу: за жертву всегда возносится достаточно молитв, но кто, кроме жрецов бога смерти, позаботится о душах убийц? Дознавателей Хейнара меньше всего волнует посмертие попавших в их цепкие руки: они осуществляют справедливость в этом мире, а за его гранью все в руках Творца.
Риэста не обманывала себя: она не любила племянников, этих мальчиков не смогла бы полюбить даже родная мать, расти она их сама. Недаром Ивенна ни разу не навестила сыновей, хотя после смерти наместницы Энриссы некому было запретить ей повидать детей.