Вильен тяжело ранен, быть может, умрет, и вина близнецов несомненна… но выдать их на мучительную смерть? Решать будет Вэрд, ведь это его сын лежит сейчас без сознания, но она сделает все, чтобы защитить племянников. Они не виноваты, что такими появились на свет. Но Риэста понимала, что будь на месте Вильена ее родной сын, близнецы бы просто не дожили до приезда дознавателей.
Вэрд вошел в кабинет, сдвинул накопившиеся за последние дни бумаги, плеснул в кубок вина и залпом выпил:
– Я распустил крестьян по домам, если боги вообще прислушиваются к молитвам, они услышат отовсюду – незачем толпиться во дворе.
– Они любят Вильена. Он хороший лорд для своих людей.
– Да, хороший. – Вэрд рассеянно кивал, не глядя на жену.
Риэста не стала откладывать:
– Что вы сделаете с ними?
– Разве у меня есть выбор? Скоро тут будут дознаватели Хейнара, мы не сможем скрыть, что произошло, даже если захотим.
– Вэрд, они совершили преступление, но отдавать их дознавателям… Они ведь дети.
– Дети? – С раздражением переспросил старый граф, – этим детям пол века на двоих!
– Их возраст не имеет значения, вы и сами знаете.
Вэрд знал – близнецы не были приспособлены к взрослой жизни, окружающий мир, со всеми своими законами и правилами, словно не существовал для них. Шесть лет назад, когда закончился срок опеки, граф оставил все, как есть, даже не попытавшись отделить юношей. Он исполнил все, что должен был сделать опекун: мальчики получили хорошее образование, принятое в дворянских семьях. Они достаточно владели оружием, чтобы пойти в армию, могли стать чиновниками, жрецами, могли принести вассальную клятву и получить от графа земельные наделы, могли стать купцами… Они могли… Да все что угодно! Но не хотели ничего.
Близнецы как будто и не заметили, что выросли. Их не волновала жизнь за воротами замка, не беспокоила неопределенность, не интересовало собственное происхождение, братья не грезили о славе и богатстве, не жаждали приключений или любви. Вначале Вэрд пытался пробиться за эту стену безразличия, но скоро убедился, что несмотря на безукоризненную вежливость, Ллин и Мэлин не собираются делать для него исключения, и смирился. Он отвечал за них четырнадцать лет, будет в ответе и дальше. В конец концов, это во многом его вина, хоть Вэрд и не видел, как можно было воспитать близнецов иначе. Он делал для них все то же, что и для своих детей.
Голос жены вырвал его из размышлений, Риэста настойчиво повторяла:
– Я не верю, что они сделали это нарочно.
– Риэста, они не дети, это мы упрямо считаем их маленькими мальчиками, не способными отвечать за себя. При этом убивать у них прекрасно получилось! Но я поговорю с ними, быть может, они исправят, что натворили.
– И тогда?
– Вот тогда я и буду думать. В любом случае, нельзя все оставить, как есть. Они опасны для окружающих.
Близнецов заперли в их комнате, выставили охрану за дверью, стражники не рискнули находиться в одной комнате с магами. Ллин сидел в кресле, поджав под себя ноги, стараясь сделаться как можно меньше, и с недоумением рассматривал свои ладони. Такие обычные, до мельчайших черточек знакомые пальцы, длинные, чистые, с аккуратными бархатными ногтями, руки благородного бездельника. Они никогда не подводили его раньше, одинаково уверенно держа меч и кисть, перебирая струны и направляя поводья. Близнецы умели все, ни в чем, впрочем, не достигнув совершенства. Но сейчас он не понимал, что случилось.
Ллин помнил незнакомое ему ранее ощущение чистой, незамутненной ярости – обжигающе холодной, острой, пронизывающей насквозь, до боли, до выступающих жил на висках, до тонкой струйки крови, стекающей из уголка глаза. А потом ярость огненной волной срывается с ладоней, оставляя после себя пустоту, и он стоит над неподвижным телом Вильена, не сразу осознавая, почему тот не может подняться. А из-за плеча выглядывает брат, и в зеркале его зрачков он видит свое лицо – растерянное, опустошенное, испуганное.
Мэлин сидел на полу у его ног, нахмурившись. Они разговаривали без слов:
Золотое облако обволакивает ладонь, вопрос, непонимание.
Гнев. Огонь, на ладони проступает ожог.
Тело на полу, холод, смерть. Ощущение вины. Вопрос.
Горечь во рту, раздражение.
Отрицание вины, рыжий локон свивается в кольцо.
Он заговорил вслух, желая разбить тонкий лед тишины, сковавший воздух:
– Теперь она не выйдет замуж, траур. – Он не жалел Вильена, не беспокоился о его судьбе. Значение имел только брат, остальные люди, даже Тэйрин, всего лишь вещи – полезные и бесполезные. Молодой граф был бесполезной вещью, братья не собирались его ломать, но раз так случилось – ничего не поделаешь, сломанные вещи выбрасывают.
– Свадьба через год. Она уедет.
– За год многое может случиться.
Мэлин прижался щекой к ладони брата:
– Мы не хотели.
– Никто не поверит.
– Разве это важно?
– Нет. Но мы не сможем забрать Тэйрин. – Ллин указал на запертую дверь.
Мэлин с сомнением покачал головой:
– Она не захотела уйти с нами. Странно. – До сих пор близнецам не доводилось сталкиваться с открытым неповиновением, быть может потому, что в своей самодостаточности они ничего не требовали от окружающих.
– Мы не успели. Она бы согласилась. – Ллин коснулся своих губ, вспоминая поцелуй, Мэлин кивнул, разделив с братом воспоминание.
– Тэйрин глупая, но она наша.
Стоило, пожалуй, поговорить с ней раньше, а не в день помолвки, но братья как-то не задумывались, что девушка может отказаться бежать. А посвятить ее в подробности плана заранее – рискованно, еще проболтается служанке или матери. Несмотря на всю свою оторванность от реальности, близнецы понимали, что красть благородных девиц от алтарей – нехорошо, и готовили побег втайне.
Они собрали достаточно денег, чтобы добраться до Кавдна через земли варваров и Ландию, а оттуда – на Лунные Острова. Корабли империи давно уже не заплывали так далеко, а лунные эльфы, если верить старым летописям, охотно позволяли людям жить в своих поселениях. И уж кому-кому, а эльфам точно будет все равно, почему молодая девушка живет с двумя мужчинами.
Стражник нехотя посторонился – старый граф совсем от горя обезумел – без охраны в колдовское логово идет, даже жреца с собой не взял. Случись что, на кого графство останется? На семилетнего мальчишку-внука и женщин? Вот соседи-варвары обрадуются, сразу зачастят в гости, только успевай отмахиваться. Сам он и за дубовой дверью не чувствовал себя в безопасности, но приказ есть приказ – надо будет, и к Проклятому в пасть полезешь. Стражник затворил за господином дверь и торопливо зашептал молитву, кашляя от тяжелого аромата смолы, заполнившего коридоры замка.
Вэрд остановился на пороге – в комнате царил полумрак, закрытые ставни не пропускали солнечные лучи, свет проходил через частую решетку вверху окна и рассыпался пятнами по перламутровой поверхности изящного столика, не доставая до кресла, где устроились близнецы.
Он подошел поближе, один из братьев неторопливо встал, второй остался сидеть в кресле. Вэрд в который раз подивился причудам крови – казалось, что у этих юношей никогда не было отца, так они походили на свою мать. Та же золотистая кожа, не поддающаяся зимним холодам и промозглой осени, та же порывистость в движениях, чудом сочетающаяся с ловкостью, тот же отрешенный взгляд – вроде бы и смотрят на тебя, а не видят, слушают, а не слышат. Он молчал, не находил слов, не находил в себе сил обратиться к этим юношам, в одночасье ставшими из пусть странных, но членов семьи, чужими, нелюдями.
Ллин заговорил первым, так и не встав из кресла:
– Мы не хотели, чтобы так случилось, – и, резко вскинув голову, почти выкрикнул, – Вильен не должен был вмешиваться!