– В такую минуту хорошо иметь рядом того, на кого можно положиться, – обронил он. – Кого-то умного и достойного доверия. Разве ж Анна тебе поможет? А насколько мне известно, у тебя нет других друзей.
– Я не нуждаюсь в твоей помощи, Финн.
– Ох, – проговорил он, явно пав духом. – Ты хочешь сказать, что сама измыслила способ спасти мальчишку?
– Я что-нибудь придумаю.
Финн понимающе кивнул.
– Да, я уверен, ты найдёшь способ спасти его, Нелли, ты же такая умная. Я убеждён, что ты отыщешь способ вызволить мальчишку, посаженного под стражу в наиболее тщательно охраняемом здании Города.
– Он не останется там надолго. Если они решат казнить его, это будет прилюдно.
Финн звонко притопнул ногой по каменной мостовой.
– Что же, это превосходно. Ну, разумеется – ты сможешь запросто умыкнуть его прочь от беды на глазах у десяти тысяч зевак! Проще простого!
Увернувшись от гружённой влажно поблёскивающей макрелью повозки, которую тянули за собой два торговца рыбой, Элли снова ускорила шаг.
– Ты думаешь, они проявят милосердие? – спросил Финн. – Я что-то сомневаюсь. Они захотят показать всем и вся, как мучается Сосуд. Извини, Нелли, – наверняка тебе будет нелегко на это смотреть. Мне ужасно жаль. Думаешь, они поступят с ним, как с двадцать девятым Сосудом? Крючья и крысы? Или, может, окунут его в свиную кровь и выбросят на съедение акулам?
– Они его сожгут.
Финн вздохнул:
– Что ж, это определённо не самое плохое, что они могли бы сделать. Уже что-то. Может, не стоит из-за этого так огорчаться?
Элли проскользнула между высокими аристократами, кое-кто из них при этом недовольно сморщил нос. В верхнем Городе жили лишь самые богатые, и Элли, в её мокрой и рваной одежде, заляпанной краской и жиром, с исцарапанными и покрытыми синяками руками, выглядела здесь на редкость неуместно.
В эту минуту на рыночную площадь вылетела раскрасневшаяся женщина, шею которой и видно не было под рядами сияющего жемчуга.
– Они нашли оного! – закричала она. – Они нашли Сосуд!
Аристократы утратили всё своё самообладание. Один подбросил в воздух лисью шкуру, другой запел во весь голос. Элли вздрогнула и скользнула в безлюдный проулок, но Финн, посмеиваясь, рванул за ней.
– Право слово, – сказал он, задыхаясь, – можно подумать, ты пытаешься улизнуть от меня.
– Да, пытаюсь!
Элли вытянула из привязанного к ремню кошеля шар размером с каштан и с силой швырнула его между ними двумя. Раздалось шипение, и вверх поползло облако серого дыма, наполняя переулок резким и едким запахом.
Убегая по мостовой, Элли слышала возмущённые крики Финна:
– Думаешь, этот фокус со мной сработает, Элли? Думаешь, я тебя не смогу найти? Отлично, ОТЛИЧНО! Покинь меня снова, оставь меня совсем одного! Это у тебя хорошо получается. Но я скоро тебе понадоблюсь, вот увидишь!
Я отступил назад, к стене. Я пытался заговорить, но слова не приходили.
– Клод, это я, – сказал Питер.
– Нет, – прошептал я. – Нет, не может быть. Питер умер. Он умер у меня на глазах.
– Да, я умер, – сказал Питер.
– Убирайся.
– Клод.
– Убирайся вон! – завопил я. – Чем бы ты ни был, УБИРАЙСЯ!
Я потянулся за первым, что подвернулось под руку, – это была чернильница. Я швырнул ею в Питера, но промазал. Чернильница будто просвистела навылет прямо сквозь него, забрызгав чернилами мои книги, мои полки, мои половицы. Но отчего-то на его крахмальной серой рубашке не было ни пятнышка.
Я смотрел на него в недоумении. Я привалился к письменному столу.
– Мне нужно… мне нужно отдохнуть. Мне уже мерещится непонятно что.
– Я настоящий, Клод, – сказал Питер. – Вполне настоящий. Подойди и позволь мне доказать тебе это.
Он протянул мне свою руку. Я заколебался, но потом взял её. Его рукопожатие было крепким и тёплым.
– Но как же чернильница? – спросил я.
– Это просто чернильница. – Он накрыл мою руку своей второй ладонью. – Мы связаны вместе, ты и я.
– Но… ты же иллюзия. Ты внутри моей головы. Ты не настоящий.
– Нет, я настоящий, и я внутри твоей головы, – сказал Питер. – Я сам вошёл туда.
– Ну, значит, выйди обратно! – вскричал я, выхватывая руку из его ладоней. Смотреть на него мне было невыносимо. Глаза у него были холодные и безразличные, тогда как глаза Питера были ласковые и сострадающие.
– И снова, боюсь, данное соглашение не позволяет подобного.
Я принялся шарить в своём столе в поисках бутылки, которую я держал в нём. Перед глазами у меня плыло.
– Не желаешь ли… не желаешь ли немного виски? – сказал я, садясь. – Или оно прольётся через тебя насквозь?