Наш обновленный класс в этом году стал ощутимо взрослее. Вместе с ушедшими в училища исчез дурашливо-детский микроклимат. Я за лето заметно подрос. Мой голос, наконец, стал ниже.
После линейки мы отправляемся в гастроном. С нами Анка, Кира и еще несколько одноклассниц. Все веселые и загорелые. Из магазина выходят два наших гонца. В большом пакете мягкий свежий батон, несколько бутылок пепси-колы и пляшка "Три семерки". Мы отправляемся в большой городской парк, больше похожий на ухоженный лес.
— За новый учебный год! — звучит тост, и мы распиваем на всех вино из пластиковых маленьких рюмок. Каждому достается совсем немного. Суть больше в символике самого распития, в обряде нашей мнимой взрослости. Пустая бутылка через 20-ть минут баскетбольно забрасывается Саней в урну и разбивается об ее дно.
Я сижу рядом с Кирой. Теперь мы всегда в компании сидим только рядом. Иногда мы встречаемся с ней в выходные дни. Но оставляем в отношениях расстояние. Это расстояние попадает в грань находящуюся на стыке между понятиями "дружба" и "пара". Я понимаю, что мои сверстницы теперь отдают предпочтение парням немного старше себя. Некоторые барышни из класса за лето обзавелись таковыми. И теперь смотрят на нас, одноклассников, немного свысока, преподнося себя взрослее, чем они есть на самом деле. Но Анку и Киру эта манерность, по большей мере, обошла стороной.
Однажды я впервые попал к Кире домой в гости. Это было в конце октября. Мы гуляли по улице, и нас прогнал с нее неприятный моросящий дождь. Пришлось спешно идти в подъезд. Из-под козырька мы смотрели на увядающую желтизну обмокшей листвы. Мы почти ни о чем не разговаривали. Ветер шумел и выл в щелях дверного проема.
— Холодно. Пойдем ко мне. — и она повела меня к лифту.
Дома у нее никого не было. Квартира была большой и уютной. Мы сидели на кухне, на плите в чайнике закипала вода. Мы впервые были наедине в помещении, и я даже подумал, что это шанс на нечто большее. Но не почувствовал от нее взаимности. Напротив, она сразу внутренне закрылась. Движения выдавали ее напряжение. Мне пришлось приложить усилия, демонстрируя, что я ни на что не претендую. Что можно просто пить чай, разговаривать, смотреть, как опускается вечер за окнами, и получать от этого удовольствие. Свет абажура красиво и уютно стелился по кухне, отсвечивал в небольшом зеркале и падал на наши лица. Я помню, как подумал, что сейчас в этот момент, мы должно быть очень красивы. И сам момент прекрасен. Это — юность.
— Привет! Узнал? — слышу я в трубке голос Паши.
— Конечно! Ты откуда звонишь?
— Да, здесь я, у родителей. Приходи в подвальчик. Расскажу интересную новость.
— Сейчас буду.
Я кладу трубку и одеваюсь, чтобы пойти в подвал. Сегодня пятница. Весь вечер свободен. Ночи становятся холодными, и дворовые доминошники теперь расходятся рано.
— Привет! — пожимает мою руку Паша.
В подвальчике уже сидят Дима и Антон, и мы ждем пока подойдет Джон.
— Наконец-то, Джонни-барабашка! Привет! — встает с диванчика Павел. — В общем, пацаны, слушайте! В Киеве организовывают рок-фестиваль для молодых команд. Есть возможность выступить на нормальной сцене перед зрителями. Засветиться, типа. Так что, если хотите, поспособствую вашему участию. От нас нужна демо-запись пяти-семи песен собственного сочинительства, которые вы захотите исполнить. Ну, как?
— Это круто! — с загоревшимися глазами выдыхаем мы хором.
— Тогда репетируйте! На следующей неделе должна быть готова демка. Я приеду, заберу.
Остаток вечера, мы выбираем песни из двух десятков, написанных мной и Антоном. Определяем восемь песен, над которыми будем работать. Две из них совсем новые и Павел слушает их под акустику.
Антон продолжает сочинять. У него получается и наблюдается рост в этом деле. Стиль колеблется от тихой лирики до тяжелого рока. Я за всё время написал восемь песен и уже месяц не берусь за это дело. Вдохновения нет и его нужно напитать впечатлениями, а на это требуется время. Антону с этим проще, он чаще влюбляется, чаще встречается и расстается с девушками. Все эти эмоции прут из него в музыкальный материал.