Подходит она. От ее присутствия пространство наполняется смыслом. Я смотрю на Киру украдкой, а она смотрит на звезды, улыбается вместе со всеми, когда различает созвездие. Мы оказываемся рядом. Я беру ее за руку, мне кажется, что в темноте наши одноклассники этого не увидят. Она не забирает своей. Я немного удивлен этому. Мы так давно не встречались наедине. И в окружении одноклассников это прикосновение становится обжигающе-тайным.
Через десять минут мы ускользаем от всех незаметно и идем пешком к ее дому. Мы совсем не разговариваем. Почему-то не хочется терять этот момент в диалогах. Кажется, что произнесенное слово может разрушить этот вечер. Так же молча, держась за руки, мы идем по абсолютно темной лестнице, где украдены все лампочки, на третий этаж к ее квартире. Она тихо открывает дверь. Прикладывает палец к губам, показывая, чтобы я вел себя тихо.
— Кира, ты? — слышится голос ее мамы из спальни.
— Да, я. — полушепотом отвечает она.
— Ужинать будешь?
— Нет.
Мы проходим в ее комнату. И не зажигаем свет. Садимся на ковер. Я сзади обнимаю ее. Она откидывает голову назад и коротко целует меня. Время растягивается. Мы проваливаемся в этом маскхалате ночи. Сидим на полу, которого нет. Плотные занавески окна совсем не пропускают свет уличного фонаря, пытающегося противостоять натиску ночи. Город притих, какой-то странной тишиной. Ни машин, ни шагов, ни ветра, ни звона ключей. Только наше дыхание выдает жизнь в этой глухоте.
— Часы остановились. — говорит шепотом Кира, не слыша хода настенных часов.
Я ложу палец на ее губы, чтобы она не нарушала тишину. Она прижимается ко мне тесней. Я глажу ее волосы, опускаюсь рукой к шее, ниже она мою руку не пускает, отводит в сторону.
В коридоре загорается свет. Он предательски просачивается к нам сквозь щель между полом и дверью. Слышно, как кто-то из ее домашних встал и прошел на кухню в тапочках.
— До завтра, спасибо, что провел. — произносит она, улыбаясь.
Я встаю и помогаю подняться ей.
— Не за что. — улыбаюсь в ответ.
Она проходит в коридор первой, отворяет мне дверь на лестницу и держит ее открытой, пока я не спускаюсь вниз, чтобы можно было, хоть что-то видеть.
Дорога домой необычайно тихая. Всего одно одинокое и от этого неимоверно шумное авто пролетает вдоль аллеи.
С приближением выпуска наши отношения потускнеют. Мы будем продолжать общаться, но все реже и почему-то холодней. Я почувствую, что её интерес ко мне погаснет, что незримая вуаль отгородит нас друг от друга. Так бывает.
Этот вечер рядом с ней наедине становится последним. Он состоялся лишь благодаря темноте школьного двора, мерцанию звезд и неудержимому юному порыву любить.
— К доске пойдет отвечать….
Только не я! Химия. Всё, что я знаю по химии, это первая и вторая четверть восьмого класса. Таблица и валентности. Всё! Боже, я ведь так отстал, так безнадежно отстал. Я не учил химию уже три года. Я открывал иногда учебник и, ничего не понимая, закрывал его. Только не я! На кого же укажет перст судьбы? Неужели в этой такой большой аудитории прозвучит именно моя фамилия? Всё раскроется! Меня выгонят!
— К доске пойдет… — учительница нагнулась над журналом. И я вижу, как она водит ручкой в самом начале списка, там, где моя фамилия…
В этот момент я проснулся. Густой вечер начинал зажигать окна в домах. Мама что-то готовила на кухне, я слышал, как позвякивает у нее посуда и льется вода из крана. Мне пора к ресторану.
Я выхожу в сумеречный вечер. На улице доминошников сменяет уже новое поколение мужиков примерно моих лет, похожих на приезжих из умирающих от безработицы сёл. Они не играют ни в домино, ни, тем более, в шахматы. Они пьют пиво, сидя на корточках и ведут свои нехитрые диалоги, затягиваясь сигаретами. Здесь их не так много, как в спальных районах столицы, когда теплая погода вынуждает выходить жителей прокуренных квартирок и оккупировать пространство во дворах, наливайках и скверах. Бутылка пива — вечный аксессуар их одежды и имиджа. На лицах максимум самомнения и высокомерия. Но это всего лишь маска. Маска от зависти, злости, обиды и невозможности перемен к лучшему. Им некуда дальше идти по дороге этой жизни. Все они понимают, что при всех современных возможностях у них ничего глобально не изменится. Они никогда не станут хозяевами этой жизни, не станут богатыми бизнесменами, не станут владельцами дорогих апартаментов и автомобилей, никогда не появятся на страничках светских хроник. Это осознание, которое пришло к ним еще сразу после дембеля, опускает их руки. И ничего из вышеперечисленного им уже не нужно. Они приучили себя к этой мысли. И совершенно понятно, что прилагать усилия бесполезно. Таков рок. Ничего яркого, кроме срочной службы в армии, у них не происходило. Все, что они могут вспоминать бесконечно это ее родимую, службу, эту путевку с провинциального двора в большую жизнь и обратно. Общество, ориентированное на материальные блага, ставит их в тупик, в конце которого слоган "Бесперспективняк". А экраны телевизоров каждодневно бомбардируют их психику рекламой иного стиля жизни, где ухоженные красотки садятся в дорогие автомобили, за рулем которых сидят статные мужчины в костюмах от знаменитых домов мод.