Опытный взгляд лекаря отметил дрожь в пальцах девушки и всё сильнее наклоняющуюся чашку.
Внимательный взгляд Влахо вдруг стал острым, точно два свежеоткованных гвоздя к коже приставили.
- Ложись-ка ты спать, красавица, - алхимик без спросу снял с девушки овчину и кинул её на остатки топчана вместо одеяла.
- Я не хочу...
- Утром понадобятся все руки, что у нас есть. Вставать рано.
И больше не сказав ни слова, он прихватил глиняный горшок и вышел из дома. В краешек оконного стекла было видно, как он набивает горшок снегом, и упихивает его кулаком поплотнее. Освещённый луной, и окружённый бесчисленными отсветами ледяных осколков, он в своей шубе больше походил на медведя, чем на человека.
Юрай как-то сразу опустил плечи, словно наставник сказал что-то тревожащее, но неоспоримое, завозился, зашебуршал ворохом одеял и меха и улёгся лицом к бревенчатой стене. Девушка какое-то время смотрела в его спину, словно выражавшую всю степень негодования, присущую только таким молодым, не соглашающимся со всем на свете молодым людям.
- Он твой отец? - в тишине послышались шаги снаружи, но в дом алхимик не зашёл: видимо, поставил на пороге горшок со снегом, и отлучился.
- Нет. - он даже не пошевелился.
Тихо потрескивала печь, иногда выпуская струйку дыма в комнату, когда ветер залетал в трубу.
- Куда мы поедем утром? - голос дрогнул, сорвался на сип. Девушка сглотнула, язык во рту не ворочался.
- Какая разница?
Долгое молчание просквозило внезапно обрушившимся чувством одиночества. Страшно хотелось спрятаться в шкаф, под кровать, куда угодно! В любую мышиную норку влезть, чтобы огородиться от мира, ставшего враз неуютным, слишком отчуждённым. Без единой души, способной согреть и сказать - ты дома, с тобой ничего не случится. Больше нет дома, больше нет ничего знакомого. Кружка в руках остыла. Чтобы поставить её на стол - придется встать. Ноги, неверные, холодные и колючие, задрожали и заболели. Сжав зубы так, что от напряжения под кожей расчертились веером желваки, Ручия оперлась на спинку своего стула и поднялась, потянувшись кружкой к столу. Грохот заставил Юрая подскочить на мехах: девчонка пыталась подняться снова, но неловкие ещё руки не могли удержать свою хозяйку, поднять тело, пускай даже такое хрупкое.
- Чёрт тебя понёс... - пробормотал парень, медленно слезая с топчана.
- Что такое? - пророкотал от двери алхимик, и вместе с голосом в дом влетел мороз.
- Не дошла, - развела руками с пола девушка, и улыбнулась одним ртом. Брови и глаза её в улыбку не встроились, остались такими же собранными, сердитыми, колючими. Алхимик присел рядом с девушкой, и тронул лодыжку, на которой чернильным пятном расплылось страшное пятно.
-- Где ж ты так? -- он покачал головой. Затем со вздохом подсунул руки под девчонку, и поднял её с пола. -- Тебя ещё лечить и лечить, -- с сожалением произнёс Влахо, и уложил Ру на топчан.
Глава 3. Грегор.
Мальчишка, бегущий прочь от серой пепельной грязи, брел, давно забыв, куда. Он не разбирал дороги, ноги путались в отвалившихся с деревьев ветках. Ему бы настичь смерть, но она убежала прочь, хохотнув напоследок. Под её белой хламидой на сухом теле тлели угли. В скрипучих суставах звучал скрежет проваливающихся крыш. Белая стерва принесла в парусах надежду, а на самом деле - горький полынный ветер. И лишь его одного не тронула, только, играя, провела костлявым пальцем у локона на виске: там, где рана была особенно глубока. Но гораздо глубже был укол в душу, который нанесли незваные гости. Ничего хуже нет, когда рвут доверие на лохмотья.
***
Меркливар, или Меркл, как привычно называли слякотный прибрежный городок, стоял удачно: тот, кто придумал поставить здесь дом первым, был рассудителен и практичен. С трех сторон это место закрывалось от ветров: перевалом диких гор с севера, густым лесом, закрывшим собой русло исчезнувшей реки - с запада, и холмами с юга. На восток открывалось море, источник пищи и достатка. Торговля тут не сказать чтоб была очень бойкой, но у здешних берегов водилась редкая рыба лускарь, а дно было богато моллюсками. Почвы не растили на себе ничего, кроме яблонь, хлеба, которого хватало едва, и крапивы. Так что в обмен на уловы меркловских рыбаков и крапивные рубахи местных умелиц им привозили фрукты, мясо и посевные культуры, которые раз за разом не приживались тут из-за погоды и скудной почвы.
Через время из Меркла привезли перламутровые резные гребни, и бусы из рыбьих костей, которые тонкостью своего кружева походили на морскую пену. Умелец на весь город был один, да и того кликали русалкиным сыном, невесть откуда взялся. Будто бы, из пещер под водой сбежал на берег, не вытерпел сотен сестёр. Издавна известно, что у русалок и берегинь только дочери рождаются, да и те красотой не блещут. А зеленые, бутылочного стекла глаза, молчаливого Луки девок манили, как вечерняя роса влекла пушистых ночных бражников. Откуда взять больше выдумок, досказок и ревнивых догадок, как не от женщин? Да никто уж не узнает, какая первой сболтнула про русалкиного сына.