Её гнал вперёд страх, решимость, и громкий, стучащий в голове протест: она больше не даст пускать себе кровь, хватит с неё этих пыток инструментами и горькими порошками, от которых немеет язык и текут слюни как у бешеной собаки. Ручия обернулась, едва не упав, запуталась ногами в подоле. Она увидела Игната: он бежал за ней, неровно остриженные, отросшие волосы пшеничной волной взметались над его лбом. Эти волны о ком-то напомнили, но не вышло вспомнить - о ком.
Сейчас - только бежать, но Ру понимала: каждый последующий шаг давался труднее и больнее. Брат догонит её, и они с матерью дома привяжут Ручию к кровати, заколотят окно... внезапно девчонку прожгло острым стыдом: зачем, ну зачем она убежала?
Ручия успела подумать, какая же она дура, и силы оставили её у ступеней, ведущих в подвальные хранилища. Сегодня ворота оказались открыты: должны приехать повозки с припасами - зерно, картофель, сушеное мясо. Возле ворот стояла пустая телега, кучера не было: наверное, только что разгрузили. Зато через улицу из открытых дверей таверны доносился звон кружек и приглушенный смех. Похоже, устав с дороги и заглянув на пять минут за пивом, кучер забыл закрыть ворота. Его лошадь беспокойно прядала ушами и переступала задними ногами подальше от запыхавшейся, шумной девчонки.
Ручия соскользнула пятками по каменным ступеням, вцепилась за поручни: раненная нога наказывала свою хозяйку за каждую песчинку под пяткой. Игнат будет здесь через секунду: он такой быстрый, прыгучий, ему догнать слабую и вечно больную сестру не должно стоить даже сбившегося дыхания. Последним усилием Ручия скатилась по ступеням на твёрдый камень, с уклоном уходящий глубоко вниз: туда, где подземная прохлада не давала картошке и сушёному мясу загнить.
В подвале темно. Земля холодная, сквозь юбку чувствовалась влажность камня, и сыро пахло мхом. Единственное, что успела сделать Ручия, когда послышался хруст мелких камушков под ногами брата - это спрятаться, сжавшись в комок, за мешками с зерном.
Он шёл к ней. У брата очень мягкие шаги, почти неслышные, но дыхание Игната отдавалось от стен; Ручия задержала вдох, хотя в груди жгло и колотящееся сердце требовало воздуха, воздуха!
- Ру... - его голос здесь гораздо громче, он будто шёл отовсюду, - ты поранилась?
И девушка почувствовала, как жгут глаза выступающие слёзы: он не кричал на неё, не называл глупой. Он беспокоился - не больно ли ей. В грудь вломился влажный подземный воздух, и отозвался всхлипом. Ручия больше не могла сдерживаться, и дала волю голосу.
Так она и лежала на земле за мешками, свернувшись клубком, когда Игнат нашёл сестру. Девушка держалась за лодыжку, прижимая к себе ногу, и некрасиво, навзрыд плакала.
- Я не вернусь, - она замотала головой, когда Игнат бережно разомкнул её руки и осмотрел хрупкую белую ножку сестры, на которой огромным красно-синим осьминогом вспухла кожа. Ей больно даже снять туфлю, но это пришлось сделать, и Игнат не представлял, как с такой ногой можно было бежать.
- Я не вернусь! - крикнула Ручия, лупя ладонью по мешку, - Не могу больше!
- Ру... - Её короткое имя, как называли Ручию только брат и отец, раскатилось горошком в подземных стенах.
- Здесь сдохну... лучше здесь... больше не могу... - Девушку пробрал озноб: лихорадка взяла над ней верх.
- Мама с ума сойдет, - покачал головой брат. - Я доведу тебя домой. Только найду, чем перевязать.
Игнат всмотрелся в темноту, поднялся и пошёл ниже, вглубь подземного укрытия. Ручия не знала, что он хотел там найти, возможно, закрученное в полотно вяленое мясо. Шаги брата стихли в глубине: этот склад был переделан из старой неглубокой шахты, раскопки которой были остановлены ещё до того, как там что-то нашли. Но чтобы не пропадало прохладное место в теплом городе, решили сделать из него хранилище запасов.
Игната долго нет.
Ручия пошарила взглядом в полутьме, выискивая светлое пятно его серой рубашки.
- Игнат? - Голос охрип и подрагивал, - Игнат? - с тревогой приподнялась на коленях уже подмёрзшая на холодном полу Ручия.
Тишина, напугавшая её, была всеобъемлющей, абсолютной. Но самое жуткое: тишина шла снаружи. Исчезли звуки с улицы: не перебирала копытами лошадь, пропали голоса звонких торговцев с рынка, что был в двух улицах отсюда.
С губ сорвалось облачко пара, онемели пальцы.
Из далеких космических глубин или с мрачного морского дна поднялся лютый, огромный холод. Она слишком устала, чтобы дрожать. И ей смертельно захотелось спать.