Женя не стал даже пытаться угадать, какие на него планы у слышащих. Он знал одно: он не хочет больше видеть этого человека, и что его холодные, обрамлённые белыми ресницами глаза должны закрыться навсегда. Поэтому оружие в его руке плюнуло снопом пламени один-единственный раз, и Лимон обмяк, как будто кто-то, попытавшись отстирать от вредных навязчивых идей, повесил его сушиться, перекинув через невидимую верёвку. Огонь с ботинок перекинулся на левую штанину.
Опоры чёртова колеса вдруг застонали, как будто огромная рука сомкнулась на его ободе и как следует сжала. Верный АК-74 выскользнул из рук, Женька и Оля повалились на сиденья, когда пол пришёл в движение. На миг Комарову показалось, что он смотрит на облизанную огнём чёрную землю, о господи, люлька перевернулась и их ждёт падение с высоты второго этажа, итогом которого вероятнее всего будут две сломанные шеи.
«Однажды вы меня услышали», - взмолился Женя, но не знал, как продолжить. Он лишь надеялся, что не облечённое словами послание, отправленное с космодрома его жалкого разума на ракете беспочвенных, иррациональных надежд, достигло адресата. Надеялся, что его поймут, протянут дружескую ладонь и отряхнут от ужаса, как от грязи, снега и опрелых листьев.
И тут же увидел эту ладонь перед собой.
- Вставай, - сказала Оля. - Они не причинят нам вреда.
В её голосе была непоколебимая уверенность, которая расставила всё на свои места. Земля, которую он всё ещё видел перед собой, была всего лишь... нет, не всего лишь, а целым - настоящим, скорбным, но наконец-то чистым, без следа, туч.
- Папа, - повторил Кирилл, на этот раз один. Хор умер. То были его последние конвульсии. Великого разума больше не существовало, осталась, как прежде, горсть заблудившихся молодых душ, пытающихся постичь величие Того, кто говорит. - Мама. Простите меня! Я так вас люблю.
В его голосе стояли слёзы, и Ленка, ахнув, схватила его за плечи и встряхнула.
- Ты вернулся, малыш? Ты снова с нами?
Последние слова прозвучали, будто по инерции. Лена и сама поняла, что это не так. Игорь положил руку ей на плечо.
- Кирилл не стал прежним. И никогда не станет. Голос изменил его - и всех остальных - навсегда. Верно я говорю, пацан?
- Д-да... - произнёс Кирилл, словно сомневался в том, кто или что он такое. А потом вдруг завопил: - Я слышу тебя! Ты хороший, ты очень хороший, и я всегда хочу тебя слышать!
Конечно, он обращался не к отцу. Со всех сторон послышались восторженные крики - это отозвались другие дети. Глаза их светились в темноте, словно у кошек.
Кирилл вновь заговорил.
- Я расстроил вас, мама, папа?
- Ты не можешь нас расстроить, сын, - сказал Игорь. - Не теперь. Всё, что я тебе говорил - правда. Я был не слишком внимательным, но я изменился. Сможешь ли ты поверить и простить меня?
Кирилл подумал и серьёзно кивнул. Тогда Ленка снова его обняла.
- Вы были холодны, ровно статуи, - сказала она. - Даже не дышали. Что случилось? Кто-то вас расстроил? Обидел? Если мы с Гошей хоть что-то можем сделать, мы...
- Взрослые не приемлют истин, которые несёт Голос, - сказал Кирилл, коснувшись лица матери тыльной стороной руки. - Вы не слышите его, не потому, что не хотите, а потому, что слишком далеко от него ушли и уже физически неспособны слышать.
- Значит, надежды нет? - спросила Лена, грустно улыбаясь. Она положила руку на живот - её нутро снова наполняла теплота.
- Мы-я... Старший брат, тот, что был вокруг нас, тот, что нас объединял, тоже так думал. И поэтому решил прекратить проповеди. Ведь рассказы о Голосе не приносили никому счастья. Только докучали. Мы-я понял, что человеческая природа непостоянна.
- Я бы не назвал это великим открытием, - пробормотал Игорь.
- Даже если кто-нибудь усвоит уроки, которые преподаёт через нас Говорящий, - продолжал Кирилл, - успех этот не станет долговечным. Мы решили, что будет лучше раствориться в Голосе, посвятить всё отпущенное нам время ему одному.
- Но сейчас ты снова говоришь, - сказала Ленка. Она как будто к чему-то прислушивалась, склонив голову к правому плечу. - Здесь слишком шумно и я не до конца уверена, но кажется, я по-прежнему ничего не слышу.
- Есть кое-что, чему вы научили меня, а значит - всех нас, ведь пусть старший брат и умер, но мы по-прежнему вместе и по-прежнему слышим друг друга, не произнося ни слова. Кое-что значительное. Поистине великое. И это дало нам надежду.
- Что это? - спросила Ленка, не отрывая глаз от сына.
- Вы вдвоём, - просто ответил Кирилл.
Игорь вдруг заметил, что речь его, усложняясь раз от раза, больше не напоминает содержимое коробки с потерянными когда-то и вновь найденными пуговицами. Нельзя сказать, что он стал при этом походить на человека. Разве только, на обитателя сумасшедшего дома, которого комиссия признала почти-годным к жизни в обществе. Но и эта аналогия далеко не верна. «Они теперь общество, а мы - просто бегущие по лабиринту крысы», - с грустью подумал Игорь.