– И что ответила мать?
– Этого не знаю. Тильда в кухне кричала только о том, что она выдала матери, и не сказала, что ответила мать. И если мать захочет отобрать у нее детей Хейни, Тильда вообще выгонит ее из квартиры, и та на старости останется ни с чем.
– Прямо таки! – сердится Саул. – Глупости! Как она выгонит ее из квартиры, в которой та всю жизнь прожила с мужем, когда он еще учился в вечерней школе имени Бебеля и участвовал в подполье в дни социалистов. Это ее квартира. И Тильда сможет ее оттуда выгнать?
– Не знаю как. Знаю лишь, что Тильда и Кнорке во всем преуспеют. Я тебе говорю, Саул, в такие дни, как теперь, именно они преуспеют во всем.
– Чепуха! Глупости! – впадает в ярость Саул и тяжелыми ладонями прикрывает ломти хлеба. – Теперь ты будешь шататься по переулкам, и сплетничать по поводу старухи-матери.
– Упаси Бог, Саул. Я как банковский сейф. Клянусь жизнью.
– Что ты?
– Банк, Саул. Храню все, как в закрытой коробке. Дашь мне еще один ломоть?
Дает ему Саул еще один ломоть с колбасой «салами». – Вставай. Ломоть доешь в пути. Времени нет. Идем к Отто.
Именно в это время, когда они вернулись в переулок, Ганс Папир вышел из своего подвала. Весь в ремнях и сверкающих блеском сапогах. Глаза всех обращены на него. Безработные, которые начали лепить новых снеговиков, прекратили работу. Женщины подтягивают темные свитера почти до лба, от чего глаза их темнеют. Все замирают. Ганс шагает твердой походкой, весь вычищенный и вылизанный, одаряет всех вежливыми взглядами, козырек коричневой фуражки сверкает даже в слабом свете серого утра. Ганс направляется в трактир Флоры, и его слепящие блеском сапоги оставляют следы на снегу. У входа в трактир он встречается с Эгоном, который ждет его здесь битый час. Сержант Эгон вытягивается по стойке смирно перед офицером Гансом, щелкая каблуками.
– Хайль Гитлер!
Переулок сотрясается эхом.
– Пошли!
Изослечер стоит сзади, не отрывая глаз от обоих.
– Что ты занял стойку смирно, как упрямый осел? Пошли к Отто.
– Ах, Саул, ты не можешь отрицать, что они взяли жизнь в свои руки, крепко взяли.
Пикет забастовщиков входит в переулок: двое мужчин в темных штанах для верховой езды и таких же темных фуражках. На рукавах зеленых курток повязки с буквами – О.К.П. – Объединение коммунистических профсоюзов. Ганс и Эгон обмениваются с ними короткими кивками. Они встречаются здесь, чтобы вместе пикетировать. Трактирщик Бруно открывает им двери. Все четверо входят внутрь. Дверь с треском захлопывается.
– Да, Саул, – говорит Изослечер, – теперь они пьют кофе у Флоры. Я говорю тебе, настоящий кофе, из самых превосходных. Я говорю тебе, эти и эти берут все от жизни, нацисты и коммунисты вместе.
– Вместе?! – Саула охватывает гнев. – Как это вместе?! Их товарищество не более, как перемирие, вызванное создавшимся положением. Цель оправдывает все средства, понимаешь? А цель – уничтожение всех фашистов и социал-демократов, вместе взятых. Ни один из них не останется живым в Германии.
Саул говорит, не поворачивая головы, Изослечер тянется за ним. Саул обращается не к нему, а к самому себе, и его вовсе не трогает, что тот не согласен ни с одним его словом. Забастовка эта приносит Саулу боль, скребет душу. Терзает ее множество сомнений, и не помогает, что он возвращается к золотому правилу: не задают вопросы во время кризиса, и особенно кризиса, связанного с рабочим классом! Но не отступает боль, вызванная этой совместной забастовкой. Это вызывает омерзение. Ко всем остальным неприятностям и колебаниям это несет особую горечь. Саул передвигается по снегу медленными шажками, словно бы тяжелый камень привязан к его ногам, и он пытается от него освободиться, и не может, волочит его за собой.
– Что ты так ползешь, Саул? Поторопись. Зайдем к Отто немного согреться.
Отто перенес киоск с окраины переулка в коридор своего дома на другом конце переулка. Стужа свирепствует, Отто не может выстоять на улице, продавать газеты и произносить речи. Дом, в котором он проживает – нищее и грязное жилище, набитое жильцами от подвала до чердака, но вход в дом достаточно широк, отремонтирован и приятен. В коридор ведет хорошо утепленная двойная дверь. Этот коридор Отто и приспособил под газетный киоск. На большом столе, взятом из столовой, разложил газеты, баночки с сигаретами и жевательной резинкой. Из-за полумрака, все время царящего в коридоре, повесил в нем большую газовую лампу, дающую кроме света тепло. Новая лавка Отто всегда забита людьми. Люди из всех переулков приходят сюда – послушать последние новости. И сейчас Отто в курсе всего, что творится в переулке. Ничего он не потерял, перенеся киоск с одного конца переулка в другой. Любая новость прокладывает путь в лавку Отто.