Миха откинулся к спинке кресла, поднял левую руку и погладил собственный затылок – таким образом желающие могли оценить его атлетический торс. Журналиста эти витальные проявления ничуть не смутили: его пивное брюшко было спрятано под дизайнерской кофтой, и он делал интервью для модного, если не сказать снобского издания. И не был геем.
«Тоже мне, Заратустра», – подумал журналист, выдвигая из-под стола ногу, обутую в бутсу от Дирка Биккембергса. Привычной для него формой взаимодействия с окружающей средой являлась снисходительная ирония. Поэтому он сказал следующее:
– И все же, насчет этой рекламной кампании… Ведь известно, что в определенных кругах вас называют Миха-Лимо…
– Все – берег, но вечно зовет море, – вдруг продекламировал Миха. И улыбнулся.
– Что?
– Это Готфрид Бенн, немецкий поэт.
– Допустим. Но…
– Знаете, что он хотел этим сказать?
– Надеюсь, вы меня просветите. Однако вернемся к рекламной кампании. Не секрет, что в определенных кругах вас зовут Миха-Лимо…
– Я тебе уже ответил, браток, – остановил Миха повторную попытку журналиста, и в его веселом взгляде на миг сверкнул ледяной огонек. Всего лишь на миг голубой искоркой проскользнуло нечто, и оно было холодным, как лед из бездны. Рот интервьюера захлопнулся.
…Сейчас истекала пятая минута после просмотра блокбастера «Матрица». Миха-Лимонад у стойки бара ждал свой заказ – плитку шоколада. Особа с глянцевым журналом уже успела обменяться с ним взглядом и ни к чему не обязывающей улыбкой, прежде чем вновь погрузиться в свое бестолковое чтение, но Миха знал, что находится в поле ее периферийного зрения, поэтому просто прямо смотрел на нее. Она больше не поднимала головы – равнодушие и неприступность у нее выходили неплохо, лишь на щеках заиграл едва заметный румянец. Да и журнальные развороты вдруг потребовали более значительной концентрации. Миха получил шоколад, расплатился, забрал сдачу и направился к девушке. Ее реакцией на Михино приближение стало полное, даже несколько нарочитое отсутствие реакции. Миха остановился. Улыбнулся. Произнес своим фирменным хриплым, обезоруживающим девушек, голосом фразу Ницше по поводу мужского смеха и пищеварительного тракта. Она оторвалась от журнала; в больших карих глазах нечто, принимаемое ею за недоумение:
– Простите?
Миха видел ее зрачки: после недоумения должно появиться изумление. Он немного склонился к ее лицу: небрежность и в то же время какая-то атавистическая грациозная галантность, – дистанцию он чувствовал великолепно.
– Я никогда не видел такой красоты и такой сексуальности. Ты сразила меня. Ты самая красивая девушка Москвы. – Голос стал еще более низким и хриплым. – Больше всего я хочу прикоснуться к твоему телу губами.
– Что?!
Теперь изумление уже не выглядело притворным.
– Может, я потерял голову, но больше всего я хочу довести тебя до оргазма.
Зрачки расширились, застыли: осторожно, сейчас можно схлопотать по роже. Пауза, ее надо выдержать, сейчас все и решится. Если она произнесет хоть слово, то по роже уже не будет. Ее ресницы дрогнули.
– Ты… вы…
Шок, изумление, но и что-то еще. Что-то, чего Миха никогда бы не спутал.
– Я хочу трахнуть тебя, целовать твою грудь и все твои сладкие места. Кончить с тобой одновременно. И я сделаю это, как только ты позволишь.
Она смотрела на него; потом ее губы разомкнулись. Она выдохнула. И ей пришлось признать, что все это происходит на самом деле. Румянец на щеках уже больше ни от кого не скрывался. Она качнула головой, отвела рукой волосы:
– Ничего себе… – Эти слова дались ей не без труда, Михе удалось ее впечатлить. Она кашлянула: – Ты всегда так знакомишься, или сейчас особый случай?
Ее глаза весело заблестели. Миха склонился к ней еще ниже и произнес вкрадчивым бархатным голосом:
– Решай сама.
2. Все сложилось
Через полчаса он уже брал ее сзади в номере небольшой частной гостиницы, который снимал специально для любовных свиданий. Все свои авансы они выполняли сполна. День начал складываться неплохо.
3. Треп ни о чем
Чуть позже она спросила:
– А ты кто?
– Человек, – Миха-Лимонад пожал плечами.
– Ну, в смысле… чем ты занимаешься?
Миха отломил кусочек шоколада, протянул руку к ее рту, провел шоколадной полоской по ее губам. Она откусила половинку, но Миха отправил ей в рот остальное и еще два своих пальца. Подождал, пока она проглотит угощение, извлек руку, посмотрел на свои влажные пальцы. Затем сказал: