Вместе с «Зоренькой» Лидии Алексеевне довелось в 2001 году побывать в городе, где прошло ее раннее детство - в Горьком, который ныне вновь, как встарь, зовется Нижним Новгородом. «Господин Великий Новгород» поразил ее красотой, ведь тогда ее, мылышку, никуда не возили - взрослые ковали победу на заводе. И когда «Зоренька» совершала экскурсию по городу, то Лидия Алексеевна впитывала в себя увиденное, восхищалась наравне со всеми участницами ансамбля. Впрочем, помнится ей один «очень интересный случай», когда сормовские рабочие устроили будущим первоклассникам праздник - отвезли их отдыхать на летние дачи. Те дачи находились неподалеку от какой-то молочной фермы, и все радовались, что дети будут обеспечены свежим молоком. Но был на той ферме бычок, который был далеко не дальтоник, и потому очень не любил красный цвет, но про то, естественно, не знали воспитатели. Ну а Лидочка - тем более, потому в самый же первый день пошла гулять в нарядном платьице с розовым рисунком. Дошла до ворот, и вдруг увидела, что прямо в ворота летит что-то громадное. На ее счастье неподалеку оказался пастух, и он отбросил девочку в сторону, бык промчался мимо, а потом, не видя ненавистного красного цвета, спокойно вернулся обратно. Все, конечно, переполошились, и с тех пор никто не решался наряжаться в красное.
В общем, у Лидии Алексеевны, как она считает, все интересно. И все это потому, что природный оптимизм всегда помогал ей увидеть во всех событиях, даже печальных, и хорошую сторону.
СЧАСТЬЕ У КАЖДОГО СВОЕ…
- А я считаю себя счастливой! - твердо и уверенно сказала Надежда Ильнична Ганзенко. - Ну как не считать себя счастливой, если мы выжили во время войны, если папа с войны вернулся. Я образование получила, замуж вышла за хорошего человека. Мама с нами долго жила, до 1995 года. Мама у нас очень болела, врач сказал, что ее нельзя увозить из больницы - не выдержит. А мы с мужем решили - надо рискнуть и попытаться маму вылечить. Привезли ее к нам, я ее выходила, конечно, и сестра помогала мне. И вот мама выздоровела, стала самостоятельно ходить, и хоть жила у нас уже довольно долго, а все ей родной Тормосин снился. Я ее возила ежегодно в Тормосин, и Волжский ей там никогда не снился. А Виктор, младший брат, постоянно привозил по ее просьбе воду из Тормосина или Котельникова, мама говорила, что вкуснее той воды на свете нет.
Как не будет сниться пожилой женщине село, где она прожила всю свою жизнь? Надежде Ильиничне тоже снится. Тормосин для нее - самое лучшее место на свете, хотя большую часть своей жизни она прожила в Волжском. Однажды в каком-то фильме о войне Сталин произнес: «Наши войска освободили Тормосин…» Чувство гордости переполнило Надежду Ильиничну - надо же, даже в то время был известен ее маленький городок миру! Впрочем, городок хоть и маленький, да удаленький - в нем действовали подпольные партизанские группы. Командир одной их них, бывший председатель сельсовета, был расстрелян фашистами. И память, между тем, унесла Надежду Ильиничну в те далекие, тяжелые годы.
В давние- предавние времена говорили: «Из варяг в греки», -а вот предки Надежды Ильиничны поступили наоборот - из греков в варяги. То есть в ее дедушке, Дмитрии Никитине, которого она не знает (погиб в гражданскую войну), было весьма много греческой крови. И как он попал на Дон в казачий край - неведомо. Впрочем, в России, что ни век, то обязательно наступают смутные времена, вот, наверное, и предки Дмитрия Никитина в России оказались именно в такие времена. Для него самого такие времена наступили в гражданскую войну. А вот жена его, Марфа Федоровна, следовательно, бабушка Надежды, умерла в 1944 году, пережив немецкую оккупацию. Но после Дмитрия и Марфы остался все-таки живой след на земле - дети Ефросинья, Евгения, Федор, Илья.
Илья женился на Анне Никулиной, до войны успели родиться у них Александра, Владимир, Галина, Надежда. Вот с такой оравой Анне Ильиничне пришлось остаться одной, когда муж ушел на фронт. Наденьке тогда шел четвертый год. Отца она увидела уже на исходе войны. Время было предрождественское, мама готовила к празднику избу - мыла стены, пол. И вдруг Надя увидела, как по двору идет военный. Она закричала:
- Мам, а к нам какой-то дяденька-солдат пришел!
Солдат усмехнулся и спросил:
- Ты что, папу не узнала?
А как его узнать спустя пять лет? Но это было потом, а до того момента прошло время, в которое можно было спрессовать целые десятилетия - столько всего было пережито.
- Вообще-то я войну не особенно четко помню, - сказала Надежда Ильинична, - знаю, что фашисты пришли к нам задолго до Сталинградской битвы летом сорок второго - Тормосин как раз на пути их наступления на Сталинград был. Были они у нас лето, зиму. Дом наш по сельским меркам был немаленький - три комнаты: горница, прихожка и стряпуха, то есть прихожая и кухня. Хороший, в общем, был дом. Поэтому немцы сразу же поселились в нем, а напротив был штаб. Нас выгнали. Вот мы и устроились в летней кухне - наша семья, да бабушка, да еще бабушкин брат Дмитрий Федорович, он, кстати, был регентом церковного хора. Еще вместе с нами жила мамина сестра Ксения с дочерью Раисой - их немцы тоже выгнали из хаты. А мы ведь, как все дети, озоровали. И вот старшая сестра рассказывала, как однажды Володя что-то сделал озорное, а один из немцев схватился за пистолет, и если бы не бабушка Марфа, может быть, и убил бы его. А бабушка наша боевая была. Она словно квочка закрыла руками Володю и закричала на немца: «Я вот тебе сейчас дам, ишь чего удумал - дите стрелять! Иди и сиди в хате!» В общем, этот инцидент завершился по-доброму, немец не убил Володю, не стал мстить бабушке. Впрочем, и среди немцев были всякие - хорошие и плохие. Один из хороших, если так можно было назвать оккупанта - мама звала его Кузей, - мог по-русски изъясняться и часто говорил: «Матка, убери киндер, не давай баловаться, пусть дом сидит. Есть злой офицер, он киндер не любит. Ради бога, убери киндер». Он же всегда шепотом говорил: «Гитлер - капут, Сталин - капут, а русский и немецкий солдат - дом». Мама всегда сердилась: «Это ваш Гитлер - капут, его убить надо, а наш Сталин - хороший, не он войну затеял». Вообще немцы, которые жили в нашей хате, не причиняли нам особенного зла. Намного злее и опаснее были румыны
Тот же Кузя старался как-то подкормить детей. Немцы после обеда отдавали котелки бабушке Марфе, чтобы она их вымыла. Кузя собирал те, где больше остатков, и шепотом говорил Анне: «Возьми, матка, отдай детям». Дети же всегда соперничали за то, кому отнести вымытый котелок немцам, потому что те за это давали конфетку. Однажды выпала эта работа Наде. Она зашла с котелком в дом. Офицер мылся, денщик поливал ему воду. Надя подала денщику котелок, а офицер махнул рукой, мол, подожди, не уходи. Девочка застыла ни жива ни мертва от этого: неизвестно ведь, что немец задумал. А тот дал ей конфету и знаками показал,, дескать, смотри, у нас елка, мол, Рождество, вот тебе конфета к празднику. И это была первая в жизни девочки елка, первый новогодний подарок. Это позднее Илья Дмитриевич
привозил детям елочку, устанавливал ее посреди горницы, дети украшали ее самодельными цепями, бумажными игрушками, снежинками, а до того Надя ни разу не видела маленькое чудо - наряженную елочку.
Тормосину, который являлся крупным узлом шоссейных и грунтовых дорог, досталось и тогда, когда немцы наступали - артиллерия громила отступавшие советские войска, и тогда, когда наша армия пошла в наступление. Освобождение Тормосина имело важное значение - там у врага была база снабжения, питавшая продовольствием и боеприпасами не только Тормосинскую, но и Нижне-Чирскую группировку, причем немецкие войска, занимавшие Тормосин, нависали над правым флангом 2-й гвардейской армии, создавая угрозу ее коммуникациям.