- Тетя Варя, - попросил. - А вы можете мне еще разок дать ваш паспорт?
- Могу, на-кась, бери.
Ваня старательно списал все с паспорта и справок, ежеминутно слюнявя карандаш, от чего язык его стал синий, а Никулина весело наблюдала за Ваней.
- Ой, какой ты недоверчивый парнишка, а и разумный, словно лешачонок. Все, гляди-кась, списал с документа-то.
Ваня спрятал одну бумагу в карман, а другую - в карман Лешиной курточки.
- Вот, тетя Варя, - Ваня похлопал рукой по котомке, - тут еды немного. Еще нам в дорогу Миша пять рублей дал, возьмите их, вам нужнее с ребятами, а я обойдусь.
- А как же ты, Ваня?
- Доберусь и так, а вам еда нужнее и деньги тоже. Все равно мне этих денег на билет не хватит.
Вдали загудел паровоз. Ваня растолкал брата. Лешка смешно таращил сонные глаза, не понимая, где он находится.
- Леша, сказал Ваня, - это тетя Варя, ты с ней поедешь обратно к Мише. А я - в Смирновку. Понял?
Братишка заплакал, а Никулина притянула к себе плачущего Лешку, погладила, словно мать, по голове. Брат затих под этой ласковой рукой. А та шептала ему на ухо:
- Не плачь, сынок, довезу я тебя к братику, а Ваня пусть далее один едет, - и кивнула Ване. - Беги, Ванюша, может, проскочишь в вагон.
Ваня крепко обнял брата:
- В кармане у тебя записка про тебя и деньги, что Миша дал. Еду тоже тебе оставляю. Я найду вас, не бойся. А ты не балуй, слушайся тетю Варю, понял? Где Миша живет, помнишь?
- Ком-мм-паннейский по-ссе-лок… - заикаясь, ответил Леша.
- Ну вот, молодец. Вам, тетя Варя, я очень верю, - и Ваня, наклонившись, неловко ткнулся носом в ее щеку и выскочил вслед за сонным железнодорожником в утренний холод.
К полустанку подъезжал, грохоча колесами и дымя трубой, паровоз, который звался «Максим Горький». За ним тянулся обычный состав из теплушек, набитый людьми. Ваня бросился вдоль состава, остановился на миг у вагона, где сидели красноармейцы, попросил:
- Дяденьки, возьмите меня с собой! Мне в Сталинград надо! Вы не туда?
- Нет, - ответил за всех степенный пожилой красноармеец, сидевший с краю, свесив ноги. - Мы не туда, но до Уфы довезем. Хочешь?
Ваня радостно закивал.
- Ну тогда сигай сюда, парень.
Ваня ухватился за протянутые руки, вскочил в теплушку, оглянулся на перрон, где стояли только женщина с малышом на руках и крепко схвативший ее за руку мальчик в рваном пальтишке. Ваня спрятался за спины красноармейцев, чтобы выдержать и не соскочить обратно к брату. Тяжесть была на сердце Вани: бросил брата на чужие руки, вроде как предал. Поезд, не постояв на станции и пяти минут, тронулся. Вагон, в котором был Ваня, медленно поплыл мимо замурзанного кривобокого вокзальчика.
- До свидания, Леша!!! - крикнул Ваня, на миг высунув голову в открытые двери теплушки. - Я найду тебя!…
- Товарищ командир! - Иван вздрогнул от легкого прикосновения к плечу. - Бойцы устроились, дозор выставлен. Начата набивка лент. Надо, наверное, больше лент набить, пока спокойно. Как вы думаете? - деликатно спросил старшина.
Иван тряхнул головой, отгоняя воспоминания, глянул в последний раз на яркую звездочку, висевшую над лесом, повернулся к Старуну:
- Да-да, товарищ старшина, я согласен с вами.
Всю ночь небольшой гарнизон не смыкал глаз. Один человек дежурил у амбразуры, другой стоял на наружном посту, третий спал, а двое набивали без передышки пулеметные ленты. Через час менялись, и таким образом к утру все смогли немного вздремнуть. Вместе с бойцами работал и Жидков. Солдаты были старослужащими, осенью всем предстояла демобилизация. Правда, старшина Старун решил остаться сверхсрочно в армии, даже вызвал семью в часть. Но жена с дочкой не приехали в срок.
- И хорошо, что не приихалы, вин кака заваруха, - подытожил свой рассказ Старун. - Конечно, мы немцев раздолбаем, да скоро ли? Вот вопрос!
- Без паники, товарищ Старун! - постарался как можно строже сказать Иван. - Разобьем!
- Не кажи гоп, - буркнул Старун.
Жидков не одернул его, потому что и его самого одолевали сомнения
А Старун продолжал:
- С границы раненые бойцы шли, сказывали, что у них - танки да автоматы, а мы - с ними, родимыми, образца девятьсот пятого года, - и он кивнул на пирамиду трехлинейных винтовок. - Тут хоть какой храбрый да умелый будь, а с винтовкой против танка не устоять.
И опять Иван промолчал, подумав, как там держится соседний полк?
А полк, расквартированный в Граево, стоял крепко. Об этом сообщили десять бойцов, пришедшие утром. Они принесли запас продуктов, и пока усталые бойцы ели, рассказали, что полк не только устоял, но и шуганул немцев за границу.
- Вот, видите, Старун, за границу их отогнали! - обрадовался Иван.
Старун промолчал, старательно вычищая куском хлеба консервную банку. Не хотел он спорить с желторотым лейтенантом, только что вылупившимся из училища. А Старун пять лет в пограничном районе служил, обстановку на границе знал не хуже пограничников. В том, что Красная Армия разобьет немцев, он не сомневался, но ох, как долго, видно, придется ждать этого часа, и Старун покосился вновь на винтовочные пирамиды, пожалев, что старлей Комлев унес с собой автоматы, снятые с убитых немецких велосипедистов, выполняя приказ сдавать трофейное оружие.
А потом начался ад.
Время проходило как во сне. Дни были заполнены треском пулеметов, заунывным воем пикирующих бомбардировщиков. Но ДОТ был тщательно замаскирован или просто повезло - ни одна бомба не упала на их убежище. Однако грохот был страшный, и бойцы, как велел Жидков, стояли у амбразур, широко раскрыв рты, чтобы не оглохнуть. Старун, не стерпев, яростно зарычал:
- Мать твою… Где же наши соколы хваленые?!!
Не знал Старун, что в первые часы войны во время налетов на аэродромы было разбито более тысячи самолетов, и что многие соколы-летчики погибли, так и не взлетев. Да. Многого тогда они не знали. Известно было лишь одно - биться до последнего, защищая родную землю.
К исходу шестого дня немцы притихли, не рвались в лобовую атаку под огонь пулеметов. Оставив у амбразур часовых, Иван приказал бойцам отдыхать. Все они были похудевшие, почерневшие, заросшие, губы плотно сжаты, в глазах горел яростный огонек. Старун среди них выглядел щеголем - как-то умудрялся побриться, почиститься. Глядя на него, Иван тоже старался быть подтянутым.
Бойцы попадали спать вповалку. Иван встал у амбразуры, чутко вслушиваясь в ночь, вглядываясь в темноту, пытаясь понять, почему над лесом нависла тишина.
- Тихо-то как… - прошептал за спиной Старун. - Молчат немцы. К чему бы это, а?
Иван пожал плечами - он и сам не знал этого.
- Может, разведать, что к чему, товарищ командир?
- Хорошо, Старун, действуйте.
Старшина тихонько позвал:
- Ильин, Васюков, за мной!
Послышался шорох - это бойцы поднимались с пола. Потом потянуло сквозняком - открыли двери бункера.
Разведчики вскоре вернулись. С ними пришел незнакомый Ивану командир. В бледном свете, лившемся из амбразуры, он увидел, что прибывший в звании старшего политрука.
- Лейтенант, - сказал он, - вот приказ об отступлении. Отправьте бойцов в тыл, а вы остаетесь в моем распоряжении.
Жидков произнес:
- Разрешите посмотреть ваши документы, товарищ старший политрук.
Тот усмехнулся:
- Ну что же, я бы тоже попросил, хотя старшина Старун меня знает в лицо, - он достал из полевой сумки приказ, а из кармана гимнастерки - удостоверение.
Иван отошел к амбразуре, прочел приказ, изучил удостоверение и, возвращая документы, спросил:
- Как там, на границе, товарищ старший политрук?
- Неважно. Немцы прорвали оборону севернее нас. Граевский полк вынужден был отступить с большими потерями. Вас немцы просто обошли, однако с рассветом могут атаковать… Прикажите бойцам разгрузить машину, она в лесочке. Думаю, пятерых будет достаточно. А потом я объясню задачу.
Иван отправил к машине Старуна и пятерых бойцов. Вскоре они вернулись. У каждого на плечах был ящик, Старун нес бухту бикфордова шнура. Бойцы старались все делать бесшумно.