— Я ее берегу, — объясняла Клара. Она всегда берегла полученные от Ляльки подарки: и духи «Герлен», и кольцо из Риальто.
— На кой черт ты все это бережешь? — как-то раз сорвалась Лялька.
— На особые случаи.
— Что это за особые случаи? Свадьба сына? — Лялька не скрывала ехидства.
Они зашли в кофейню. В многоарочном помещении с оранжевыми стенами пахло гамбургерами и луком.
— Поешь что-нибудь? — спросила Лялька. Ее уже мутило.
— Только кофе.
На миг Лялька почувствовала, что голова ее абсолютно пуста. Казалось, им не о чем говорить. В отчаянии она ухватилась за предполагаемую поездку в Польшу.
Клара уставилась на сестру с недоумением.
— Ничего не понимаю, — сказала она. — Зачем? Ты же можешь ехать куда угодно. На Багамы. Да в любое место.
— На кой черт мне сдались Багамы? — вскинулась Лялька.
— Знаешь, а я бы не смогла, — сказала Клара. В тепле щеки ее порозовели. — После всего того кошмара, разве это можно выдержать? Ведь в Кельце даже после войны была резня[35], мне Перетц говорил.
— Мне лекции Перетца ни к чему. Да и тебе тоже.
— Перетц не дурак.
— Ты позволяешь ему себя учить. Где твоя гордость?
Клара засмеялась — негромко, застенчиво.
— Вот то же говорит и мой сын. Эдвард. Все время твердит, что я должна уметь постоять за себя.
— А ты готова и Эдварда ублажать. Господи, почему все тобой помыкают?
— Ну и что? Ты обо мне не беспокойся. По мне, так лишь бы им обоим было хорошо. И чтобы они были рядом и в хорошем настроении. — Клара облизала губы. — А этот пирожок неплохо выглядит.
— Так возьми его, — сказала Лялька, — и сними наконец шляпу.
Этот вечный оранжевый декор, пластиковые салфетки на столах, небрежно протертых официантом после предыдущих клиентов, — все это угнетало Ляльку. А Клара сказала:
— Я никуда не хожу, а так славно поесть в кафе!
Она вынула очки, чтобы посмотреть меню. Лялька понятия не имела, что сестра так близорука. Но зато теперь, без шляпы, с распущенными черными волосами, она выглядела привлекательнее.
Лялька между тем была совершенно уверена, что внимание окружающих привлекает вовсе не внешность Клары. Все женщины в кафе казались как на подбор уставшими и унылыми. Обращали внимание они только на Ляльку: пышные волосы, желтый костюм от Живанши, у горла тяжелая серебряная брошь с обсидианом.
Она заерзала на стуле.
— Ты знаешь, что старый дом сломали? — спросила Клара. — На Брюер-стрит. Я как раз сегодня проходила мимо — там груда щебня.
— А мы что, так близко оттуда? — Лялька была поражена.
— Мы все равно ничего не потеряли, — сказала Клара.
— Отцу следовало купить его, когда была возможность. Триста фунтов — не Бог весть сколько. Но он никогда не верил, что нам придется и дальше жить в такой дыре.
Лицо Клары внезапно оживилось воспоминанием:
— Ты помнишь уборную на улице? А как отец повесил на дверь мишень для дарта?
— Я никогда этой уборной не пользовалась, — ответила Лялька. Но помнила: эта будка ее всегда пугала сладковатым неопределенным запахом и голубоватой паутиной по углам.
— Ну и сукин сын он был, — сказала Лялька. — Помнишь? Как-то из кучи угля высунулся такой забавный зеленый росток, и мама поливала его каждый день в надежде, что это какой-то цветок. Так продолжалось очень долго. А потом оказалось, что это сорняк. По крайней мере, он так сказал. Я только знаю, что он был желтый.
— А я маму почти не помню, — сказала Клара.
— Да она была в доме просто-таки рабыней, бедняжка. Считала каждый пенни. А стоило ей напомнить ему о том, какое приданое за ней дали, он ее бил. Мерзавец.
— Лялька…
— Да, да, мерзавец, нет, что ли? Что он для нас с тобой сделал? Мне, впрочем, было наплевать. Но ты-то была способная, разве не помнишь? Ты должна была что-то предпринять. Как-то бороться…
— Ты так считаешь? Из этого все равно ничего бы не получилось.
— Напротив, получилось бы. Ты могла бы жить иначе. Училась бы в университете. И уж точно не вышла бы за Перетца.
— Не хочу говорить об этом, — сказала Клара решительно.
— Даже сейчас это могло бы помочь, — сказала Лялька.
— Я, пожалуй, возьму яичницу с жареной картошкой.
— Отлично. Вот что я надумала, послушай. Почему бы тебе на Пасху не отдохнуть недельку? Никакой роскоши, ты можешь просто взять тур по фиксированной цене. Немного поваляться на солнце, и пусть наконец тебе подают еду для разнообразия. Что скажешь? — И, повернувшись к официанту: — Я возьму камбалу, если она свежая.
35
Погром в Кельце 4 июля 1946 года — самый крупный еврейский погром в послевоенной Польше.