Кейти встала, ее новое платье раздувало ветром, казалось, она в нем плывет и вся пышет здоровьем.
— А не стоит ли пойти поесть? А то потом не будет свободных мест.
— Я не очень-то голодна, — сказала Лялька, но тоже поднялась.
— Когда я видела тебя в последний раз, — заметила Кейти подозрительно, — ты выглядела просто великолепно. Что случилось?
— Но мы уже уехали, разве не так?
— Так в этом проблема?
— Ну не то чтобы проблема.
— Ради Бога, ты все еще страдаешь по Мендесу?
— Не в мужчине дело. Меня, признаюсь, сейчас вообще мало интересует, с кем я сплю. И вообще, сплю ли с кем-нибудь.
Лялька не то чтобы недомогала, но при этом знала, что ее лицо, ее голос утратили живость. Она надеялась, что эта вялость гормонального толка и, во всяком случае, процесс обратим. Однако началось это больше месяца назад. Ее как бы затянуло некой защитной студенистой жидкостью, своего рода психологической лимфой, выделяемой для того, чтобы запечатать ее внутренний мир от нее же самой. Но сейчас ее мир был настолько пуст и бесцветен, что она могла лишь едва различать смутные очертания хорошо знакомых горестей и желаний. Ее мысли застыли. Казалось, в ней уже ничто не способно двигаться свободно.
Кейти нашла последний свободный столик возле иллюминатора, опередив на пару минут молодого, нахального, но при этом весьма привлекательного ирландца. Под ее пристальным взглядом ирландец опустил глаза и скромно сел за соседний столик.
Они принялись изучать меню.
— Господи, до чего жалкое заведение, — простонала Кейти.
Официанта — он уже стоял около Ляльки — передернуло. Лялька заметила это и попыталась ободрить его улыбкой. Но все внимание официанта было приковано к Кейти.
— Давай возьмем суп, — предложила она.
— Два супа, — застрочил официант в блокноте. — Дежурный или томатный?
— Какой сегодня дежурный суп?
Официант перевернул блокнот. Помолчал. Кейти явно заставляла его нервничать.
— Томатный, — признался он.
Кейти рассмеялась.
— Ну вот, очень легкий выбор.
Официант кинулся выполнять заказ. Молодой ирландец за соседним столиком попытался поймать взгляд Кейти и улыбнулся. Но она уже вскочила с места. Судно отошло от причала, и Кейти хотела посмотреть, как оно будет проплывать мимо мыса. Она была уже за стеклянной дверью, Лялька продолжала сидеть молча.
Подали бледно-оранжевый суп. Официант помедлил у столика. Он так торопился выполнить заказ, и теперь его от природы румяные щеки заливала краска смущения. Он был в тревоге: ведь суп может остыть. Он колебался. Не унести ли суп? Лялька чувствовала, что у нее у самой нервы разыгрались, ей хотелось как-то его ободрить.
— Невероятно! — сказала Кейти, вернувшись. — На это стоило посмотреть. Ну, на что ты уставилась?
На этот раз ирландцу удалось перехватить ее взгляд, и Кейти хихикнула в ответ, демонстрируя готовность к общению. Лялька старалась сосредоточиться на меню, но запах пищи вызывал у нее отвращение. Она попыталась объяснить, что надо же понять и официанта.
Отбивных им пришлось долго ждать. Не исключено, что официант тянул время намеренно. Но все же, когда мясо подали, Кейти, не дождавшись овощей, снова выскочила из-за стола. Она жаждала увидеть новые буровые вышки, которые возводили на болотах. Так она сказала. А бедняга снова остался стоять с аккуратно расставленными на подносе посеребренными тарелками. Он вызывал у Ляльки жалость, словно растерявшееся дитя. Может, ему лучше унести поднос? Разогреть овощи?
— Ты что, не видишь, что он скоро с ума сойдет? — шепнула она Кейти, когда та вернулась.
— В самом деле? — Кейти огляделась, пытаясь отыскать официанта среди снующих туда-сюда фигур в белых форменных куртках. — Который из них наш? Тот лысый? Или безбровый? Ну так он все равно уже одной ногой в психушке.
— Не стоит его добивать.
— Полный бред. В следующий раз я напишу ему записку, чтоб не дергался. Все в порядке, вышла пописать. Что-то в этом роде.
Лялька пыталась перенять лаконичную манеру Кейти, но безуспешно. Было что-то особенное в поведении официанта, даже то, как он говорил о меню (уклончиво, но при этом с готовностью услужить), напоминало что-то давно забытое и неприятное. К тому же у него было не все гладко и со столиком в другом конце зала. Она различала нотки подобострастия в его голосе.
— Не две утки? Извините.
Каждый пойманный глазом кивок, каждое движение бровей приводили его в панику. Сквозь стеклянные двери было видно, как он кланяется и кивает, словно комик времен немого кино, и чуть ли не чумеет от напряжения.