— Красивая страна. Мне даже страшновато, что она мне так понравилась. Боюсь, я поддалась чувствам. После всего, что произошло. У меня все еще такое ощущение, будто я вернулась домой. И, — она поколебалась, — вы тоже мне понравились.
Он улыбнулся. Дружеской, ни к чему не обязывающей улыбкой. Она немного напряглась. Он тут же затормозил, остановился: навстречу, растянувшись поперек дороги, по пятеро в ряд, шла группа крестьян.
— Разве они не рискуют жизнью?
— Думаю, нет. Вероятность погибнуть на дороге невелика.
— У вас очень хороший английский.
— Вы так думаете? Пожалуй, я лучше говорю по-французски. И по-немецки.
Они помолчали, задумавшись. Потом Тадеуш сказал:
— Я был женат. В прошлом году, на актрисе Старого театра. Она была похожа на вас.
— Вот как. — У Ляльки прервалось дыхание.
— Она погибла в авиакатастрофе. Вот так. С полгода назад. Такое случается, конечно. Но…
— Понимаю.
— Вы еще не все понимаете. Видите ли, я люблю Польшу. Я мог бы жить в любой стране мира, стоит захотеть. Но я хочу жить именно здесь. Не хочу ехать ни в Голливуд, ни в Париж, не хочу, как мои друзья, снимать фильмы для Запада. А жена, она стремилась за границу. Она никогда там не была. Здесь это обычное дело: если мужчина уезжает за границу, его жену не выпускают. И вот когда она узнала, что ей дали выездную визу, заторопилась в Варшаву, полетела на самолете друга. Чтобы добраться побыстрее. Ну и…
— Какой ужас.
Помолчав, он спросил:
— А вы актриса? Там, в Англии?
— Нет, и никогда не собиралась стать актрисой, — ответила Лялька. — Но у меня была тетя. Она здесь работала. До войны.
— Да, я ее знаю. Она снималась в каком-то старом фильме. У нее замечательный очерк лица, вы его унаследовали.
— Думаю, для актрисы очерка лица недостаточно.
— У вас душа — душа актрисы, — сказал он решительно. — Я серьезно. Вы меняетесь. День ото дня вы другая. В этом и проявляется душа актрисы.
— Я никогда об этом не думала.
— Еще не поздно.
— Как раз поздно, в этом не может быть сомнения. — И она рассмеялась.
Но слова Тадеуша ее обрадовали. Как странно. Неужели то, что она всегда считала непостоянством, отсутствием стержня, неужели это может быть достоинством?
— А вы меня не разыгрываете? — И она запнулась.
Тадеуш был озадачен. Он не знал этого выражения.
Лялька объяснила, что имела в виду, но это уже не имело значения. Он хотел сделать ей приятное, он действительно что-то распознал в ней, она не обманывала себя. Между ними уже что-то возникло. На мгновение она вспомнила о Кейти на заднем сиденье. Стерва донкихотствующая, подумала Лялька, неужели она еще спит?
После обеда — и все еще в сотне километров от Кракова — стало смеркаться.
— По-моему, мы слишком хорошо поели, — сказала Лялька виновато.
— Мясо дикого кабана, — заметила Кейти с явным удовлетворением. — Потрясающе. Мне бы еще хоть разок увидеть это в меню. Неужели они до сих пор водятся в здешних лесах?
— Вполне возможно, — сказал Тадеуш. — Дальше к востоку.
— Боже, а это что такое?
Через дорогу неторопливо прыгала огромная лягушка.
— Вы и лягушкам дорогу уступаете? — спросила Кейти.
— Ведь и им надо жить. Но смотрите, вот еще одна опасность.
Людей на дороге стало больше, целые толпы, явно пьяных до того, что едва держались на ногах. Они цеплялись друг за друга и время от времени падали, по всей видимости, даже не подозревая, какой опасности себя подвергают.
— Почему они разгуливают вот так по краковскому шоссе?
— А где же им еще гулять?
— В канаве было бы безопаснее.
— Им бы оттуда не выползти, — Тадеуш засмеялся.
Машина остановилась, группа мужчин ее окружила. Они приплясывали, смеялись и толкали друг друга. Лялька почувствовала страх. Крестьян она представляла себе другими. Или представляла их другими по памяти. Лица у мужчин были совсем не польские. Узкие, худые, злые. Во ртах торчали темные безобразные пеньки зубов. И вели себя они скорее угрожающе, чем весело. Они вызвали другие воспоминания.
— Не пугайтесь, — спокойно сказал Тадеуш. — Они просто пьяны.
Один из них упал прямо на дорогу, и два товарища подняли его на ноги. Голова его опустилась на грудь, словно у распятого.
— Господи, — сказала Кейти, — как нам уехать?
— Одну минуту.
Тадеуш посигналил. Толпа тут же раздвинулась, давая дорогу. Однако было уже совсем темно. Тадеуш включил фары, они немедленно выхватили из мрака лошадь и телегу — без всяких огней она двигалась в сотне метров впереди. В луче света промелькнула пересекавшая дорогу белка.