— Притом что на севере освещение для Фрагонара всегда неудачно, вы согласны? — сказал Тобайас. Лицо Оливера внезапно исказила гримаса боли, чего Ансел никак не ожидал.
— Вы так считаете? В самом деле?
Оливер замолчал. Стоя уже без халата, открыв взору Ансела довольно объемистый круглый животик, он внимательно разглядывал картину. Тобайасу внезапно пришло в голову, что Оливер получает удовольствие от демонстрации своих гениталий.
— Возможно, по утрам здесь светлее? — предположил он.
— Нет, нет, вы совершенно правы, — в голосе Оливера сквозило огорчение. — А во Францию я не поеду. Никогда. Кошмарная страна. Не был там после смерти матери.
— Мне очень жаль, — сказал Ансел.
— Об этом нет причины сожалеть, — в тоне Уолша чувствовалось раздражение. — Она умерла много лет назад, к тому же я терпеть ее не мог. Героиня Сопротивления — так ее называли. По крайней мере, некоторые. Но я-то о ней всякого наслышан.
— Вы хорошо ее знали?
Мысли Оливера тем временем сосредоточились на выборе исподнего.
— Может быть, это?
— Разумеется, почему нет.
— Теперь об этом доме, — сказал Оливер. — По-моему, разумное вложение денег, и я не ошибся, когда его отыскал. Вы согласны?
Он уже надел изящные очки в черной оправе и впервые смог ясно разглядеть примечательную внешность Тобайаса Ансела. На мгновение его глаза удивленно округлились и стали напоминать черные пуговицы.
— Вас может заинтересовать, — сказал он после паузы, — какое я имею отношение к старому лорду Как-его-там и всему его семейству.
Ансел уже успел навести справки об Уолше, но промолчал.
— Так вот, — сказал Оливер с видимым удовольствием, — боюсь, довольно близкое. Мою мать все они, естественно, осуждали. И правильно. Но теперь ее нет, и они ополчились на меня. Терпеть не могу родственников.
Ансел подошел к окну и открыл его. Как прекрасен Лондон, подумал он. Деревья, деревья, дождь насыщает воздух запахом листвы и перегноя, их аромат поднимается даже до этого убогого чердака. Да, он любит Англию. Нет другого места в мире, где он хотел бы жить.
На полу у его ног валялись газеты и фотография в серебряной рамке с разбитым стеклом. Тонкогубое четко очерченное лицо с ниточками бровей над светлыми глазами смотрело на него с несколько двусмысленным удивлением, в нежных чертах сквозил намек на озлобленность — словно у лисы, запертой в клетке.
— Кто это? — не удержался от вопроса Тобайас, подняв с пола снимок. В его голосе не было обычной бесцеремонности.
— Моя сестра, — ответил Оливер. — Это не должно вас беспокоить: в наследстве нет ее доли. К счастью. Она ненормальная, — добавил он, энергично роясь в ящиках изящного туалетного столика. — Мы не общаемся.
Когда Оливер в причудливом великолепии своего одеяния повернулся к Анселу, на него, казалось, снизошла глубокая печаль.
— Я очень надеюсь, что вы не собираетесь торжественно и мрачно удалиться после встречи с моим адвокатом. Почему бы нам не вернуться сюда? Я очень неплохой повар.
— Благодарю, но я остановился в гостинице.
— Видите ли, я серьезно болен, — сказал Оливер. — Уж не знаю, почему, но в последнее время круг моего общения сузился. Я чувствую себя очень одиноким.
— Я лишь выполняю поручение своего клиента, — холодно ответил Тобайас. — Так что поощрять меня нет надобности.
Печальная улыбка мгновенно исчезла с лица Оливера.
— Клиента, вы сказали? Кого же? Не черного?
— Нет.
— Pied Noir[10]?
— Но они не черные, — сдержанно ответил Ансел.
— Дорогой мой, это я, разумеется, знаю, но мной руководит чувство ответственности. Так не соблаговолите ли вы сказать, чье именно поручение выполняете?
Поколебавшись, Ансел назвал Мендеса.
Наступила пауза. Затем Оливер Уолш сказал как ни в чем не бывало:
— Что ж, надеюсь, вы понимаете, что виноградник за оградой не включен в названную цену? По крайней мере в данный момент.
Прихлебывая арманьяк из небольшого бокала, Алекс Мендес любовался фонтанами Экса, чьи струи ритмично плясали в янтарных лучах: теплый воздух пах хвоей, римские скульптуры выступали на фоне чернильно-синего неба. Он сидел в одиночестве за столиком с еще одним свободным креслом и чувствовал, как алкоголь медленно поступает в кровь. Весь день он испытывал какую-то тревогу, и это состояние еще не покинуло его. Хотя после того, как Ансел улетел в Англию, он почувствовал себя лучше.
Трезвые слова Ансела он встретил довольно нелюбезно. Да, такой помощник ему необходим. Всегда незаметный, он знал свое место, соблюдал дистанцию. И в то же время до чего точно и бесстрастно выразил свое неодобрение. Продемонстрировал чистоту. Чистоту морозной зимы. Конечно, за его аскетизмом кроются мощь, энергия, он словно горит в лихорадке. Мендес пожал плечами. Полезный недуг. Интересно, подумал он, какова его сексуальная жизнь? Алекс все время возвращался к этой мысли. Представление о Тобайасе с кем угодно — с мужчиной, женщиной или гермафродитом — приводило его в замешательство.