Потом сонным голосом сказал Тобайасу:
— Послушай, если мне удастся продать пару æuvres[59], а деньги я отдам в твое распоряжение, ты сможешь заработать мне миллион фунтов?
— Нет, — ответил Тобайас.
— Это ты брось, — сказал Лейси. — А как это удается другим? Мендесу?
— Тебе лучше у него спросить.
— Да, однажды он было начал мне объяснять. Говорил о традициях огранки розой, о бедствовавших мастерах в Анверпене семнадцатого века, но от главного, как мне показалось, уклонился. Вряд ли он воспринял мой вопрос всерьез.
— Он, видимо, почувствовал, что на него уже ответил Маркс.
— Тобайас, ты что, вообще не чувствуешь никакой социальной ответственности?
— Чувствую, — задумчиво сказал Тобайас. — Но я, пожалуй, уже с лихвой получил свою порцию солнца. Вернемся? Я полагаю, что сохранить нормальный ход вещей — вот в чем моя главная ответственность. А главная проблема вашего поколения, насколько я понимаю, в том, что вам не довелось видеть, как он рушится.
— Как и твоему поколению. Откуда тебе знать, что тебе это не придется по вкусу?
— Это никому не поможет. Всем станет только хуже.
— И угнетенным классам?
Тобайас встал.
— Они не станут счастливей, поменяв угнетателей. Давай-ка вернемся, нам пора.
— Беспокоишься за Ли? — поддразнил его Лейси. — Она тебе когда-то очень нравилась, разве нет? Ну конечно, ведь в ней тогда было что-то мальчишеское. Жаль, что она забеременела, а? Ей это не идет.
11
Ее похоронили по ошибке. Еще живой. Затем откопали, вынули из могилы с прилипшей к коже землей. Ее тело — она еще дышала — лежало между белых больничных простыней, пока они очищали огромную опухоль на ее ноге. В ней были черви, они копошились в белесой плоти. Черви гибли под тампоном, правда, не все. Выжившие ожидали своей участи в гнойной ране. Вся опухоль была заполнена их яйцами.
Просыпаясь, Алекс понял, что он в самолете, но ужас не отступал: кто это? Чье старое тело так бесцеремонно извлекли из могилы? Он почти не помнил свою мать. Думая о детстве, вспоминал отца и братьев. Братьев. Которые прошли через испытания войной, голодом, тифом. Которые погибли. Рувим в столярке, смеется, на нем безрукавка из овчины. Огромный, неуклюжий, добродушный, но далекий от книжной мудрости — не хватало времени. Его жена, худая, с тонким носом и, как помнил Алекс, злыми глазами, она свободно говорила на польском и русском. Домом она занималась ни шатко ни валко, зато всегда находила время, чтобы отвечать на его, Алекса, вопросы. А вот мать… Он даже не помнил ее лица.
Интересно, думал Алекс, что осталось от варшавского пригорода, где находилась фабрика Рувима. Вернее, мастерская на чердаке, кое-как обшитая досками, где пахло опилками и едким клеем, который варили в эмалированных кастрюлях. От визга пилы сотрясался весь дом. А что внизу? Там — обойщики, красильщики, пара коз. Жена Рувима кормила коз картофельными очистками.
Все это исчезло, разумеется. Исчез и Ицхак. Старик с землистым лицом, бобыль, единственный из Мендесов, кто не был хорош собой. Да, все они сгинули. С хасидами в лапсердаках, которые не ели яиц, если замечали в них хотя бы пятнышко крови; с богачами, которые сидели в кафе, поблескивая золотыми зубами; с учеными и книгочеями; с дамами, которые не снимали янтарные обереги и держали под подушкой «Книгу ангела Разиэля»[60]. Сгинули все.
— Начинаем посадку!
Алекс, по-прежнему во власти воспоминаний, пристегнул ремень. Внизу — плотные облака. Как снег. Было лето, но перед его глазами стояли оледеневшие деревья и лиловые тени.
Он обменивал дорожные чеки, когда услышал голос Кейти — его нельзя было не узнать. Вот она, тут как тут. Черный джемпер, цветастая юбка. Выше всех женщин в зале. Подходит к нему, протягивает руки, берет за плечи, прижимает его лицо к щеке.
— Как хорошо, что вы прилетели так быстро, — сказала она. — Мы с Лялькой пользовались страшно медлительным транспортным агентством.
— Не все чиновники сволочи, — ответил Алекс. — В следующий раз обращайтесь в посольство. Как Лялька?
— Алекс, — голос Кейти потерял привычную бодрость, — что бы ни случилось, обещайте, что не будете с ней грубы.
— Вы с ума сошли? — холодно спросил Алекс.
— Ну да, грубы — не то слово. Я хотела сказать, не будете настаивать… Пытаться узнать что-то, если она станет уклоняться от ответа… Просто она этого может не выдержать.
Тут Мендес заметил, что рядом с Кейти стоит невысокий светловолосый мужчина и смущенно шаркает ногой в изящном ботинке.
60
«Книга ангела Разиэля» — средневековый каббалистический труд, содержащий описание магических обрядов и заклинания.