— Пойми, ошибки совершали мы оба, — сказал он, пытаясь ответить в ее духе. — Господи, на что же мы тратим наши жизни, а они так коротки. Да если только…
Если только что? Он не мог продолжать. И спросил по-польски у замешкавшейся сиделки:
— Каков прогноз? Мне вы можете сказать.
— Инсульт был не очень тяжелый, — ответила та. — Но у нее нет воли к жизни.
— Лялька! — позвал он настойчиво.
Бормотание возобновилось: горькая мелодия печали, осознание поражения. И любовь, поток любви. Он понял, что она снова просит у него прощения. Но не мог разобрать, за что.
— Я вел себя плохо, всегда плохо, — сказал он. — Да и кто ведет себя иначе? Что мы натворили в этом мире, мы оба? Если ты говоришь о том, чего меня лишила, что недодала, то я всегда понимал — ты старалась изо всех сил. Тут нет твоей вины. Никакой вины.
Было ясно — он говорил не то, что нужно. И проклинал свою бесчувственность. Разве не то же самое он говорил всегда? Подумать только! Ну как можно рассчитывать, что это ее успокоит?
Наконец он разобрал законченный отрывок.
— Я была не нужна. Тебе. Пожалуйста. Скажи, что теперь ты счастлив.
— Не более, чем был.
— Прошу, скажи. Я хочу услышать, что ты счастлив. Скажи, что это так…
Алекс не знал, что ответить. Конечно, так и было. В его жизни с Ли не было тепла, но ведь с Лялькой его разлучило не отсутствие любви. Какие бы претензии он ей ни предъявлял, двигало им вовсе не желание большей любви. Или преданности. Почему? Неужели он настолько исковеркан, душевно немощен, что просто любовь ему не нужна? Любовь как дар, какой она и является? Может быть, и так. Вместо этого он искал кого-то позанозистей, пораскованней. Только в присутствии такой женщины он мог чувствовать себя живым. Ну конечно, это немощь. Как иначе объяснить, что теплая, обволакивающая любовь расслабляет, заставляет чувствовать себя стариком? Как это объяснить?
— Послушай меня, — сказал он вместо этого. — Я заберу тебя в Экс. Как только ты сможешь лететь.
— Это невозможно.
— Да, да, в Экс. Когда наберешься сил. Врачи говорят, что ты непременно окрепнешь.
На лице Ляльки не отразилось ничего, но ее рука дрогнула.
— Ты хочешь сказать, что… что все-таки любишь меня?
Ее слова поразили Алекса своей простотой. Но по глазам Ляльки он понял, что для нее они полны значения. Она верила, что свершилось чудо — и все переменилось.
Он вздохнул.
— Я всегда тебя любил, Лялька.
Но она покачала головой. Другая мысль перечеркнула надежду. Сомнения не исчезли. Внезапно он понял, с удивлением и стыдом, что она решила, будто он ее обманывает. Полагая, что она умирает.
— Скажите ей, — попросил он сиделку, — скажите ей, что она будет жить. Она должна жить. Это очень важно для меня.
— Я устала, — сказала Лялька и закрыла глаза, так ничего и не решив. — До этого еще далеко. Посмотрим.
Она нащупала его руку. Он наклонился и положил голову на ее холодное белое плечо.
К удивлению Мендеса, Тадеуш ждал его у выхода. Алекс взглянул на него:
— Я думал, вы в Варшаве. Но, кажется, я понял. Вы были ее любовником, верно?
Тадеуш был явно ошарашен. Алекс попробовал объяснить:
— Пожалуйста, не смущайтесь, не стоит: мы с Лялькой уже много лет чужие друг другу. И должен вам сказать: как только ей станет лучше, я заберу ее с собой.
— К вашей любовнице? — без обиняков спросил Тадеуш.
— По крайней мере, в мой дом. Вы можете ей предложить то же?
— Она не останется в Польше.
— А другой выход?
— Другой выход невозможен.
У приемной стойки он заметил терпеливо ожидавшую Кейти.
— Как она? — спросила Кейти. — Ну же, говорите.
— Ей лучше.
Алекс потряс головой. Он не привык к такому наплыву чувств, и ему было не по себе. Он чувствовал себя так, точно забросил мать и, придя к ее смертному одру, вдруг устыдился, потому что пренебрегал ею всю жизнь. На мгновение он трезво и холодно подумал о своем обожаемом отце. Который на много лет пережил жену и до конца был неравнодушен к женщинам. Возможно, от него он и научился восхищаться только сильными и свободными людьми. Был ли отец в действительности таким праведником? Каким хотелось его видеть Алексу. Его сильный отец. Его бог. Не он ли настраивал сына так, что тот бежал обычных чувств? Алекс вспомнил сон, приснившийся ему в самолете.
— Я забираю ее домой, — тем не менее твердо повторил он.
Кейти пристально смотрела на Мендеса. Взглядом скорее сердитым, чем радостным.