Перед ним встал образ — одолеваемая призраками голова Мендеса, но он прогнал его.
— Просто подпишите вот здесь, — сказал он мягко.
— Никто из нас на самом деле не спасся, — сказала Клара. — Никто. Вот и все, что я хотела сказать.
Следующие полгода Мендес потратил на поиски Ли и ребенка, но все его усилия были напрасны. Иногда звонил Тобайас: узнать, как обстоят дела, но Алекс всегда вешал трубку. История попала в газеты. Как Ли, а она всегда привлекала к себе внимание, могла бесследно исчезнуть, несмотря на широко раскинутую сеть — поиски распространились не только на Европу, но и на Латинскую Америку и Африку, — было непостижимо. И тем не менее она исчезла.
— До чего же упряма! — бормотал Мендес.
Он даже добился, чтобы Лейси освободили досрочно в надежде, что тот приведет его туда, где укрылась Ли.
— Вы рехнулись, Алекс, — говорила ему Кейти, изредка навещавшая шато. — Это даже не ваш ребенок. Все это знают. И вы знаете. Когда Ли сюда приехала, она уже была беременна. Вполне возможно, что сначала у нее был план подкинуть этого ребенка вам. А может, и какой-нибудь другой — сотни вариантов. Но если уж вы так хотите ребенка, почему просто не усыновить кого-то?
— До чего же вы глупы, — сказал Мендес. — Если ребенок в утробе женщины, с которой вы спите, растет на ваших глазах, то это ваш ребенок. Разве не так?
— У докторов на этот счет другое мнение.
— Не пытайтесь острить. Для мужчины все именно так, как я сказал. Вам следует это знать.
— И все же, почему вы так хотите ребенка?
Алекс вздохнул.
— Как ни странно, Кейти, не ради продолжения рода. Напротив. Чтобы как-то научить кого-то быть свободным от всего этого. Всего, что разрушило жизнь Ляльки и мою жизнь. Чтобы он спасся.
— Что ж, вы можете обрюхатить еще кого-нибудь. — Кейти пожала плечами. — Или откройте какую-нибудь паршивую школу. И потом можете считать, что Ли спаслась, — сказала она в заключение.
— Как раз я мог бы помочь ей спастись, — сказал Мендес. — А теперь этому не сбыться.
Алекс привез мебель из Лялькиного дома на Чейни-уок и отвел Ляльке комнату в одной из башен, выходящую окнами на юго-восток. Она окрепла достаточно для того, чтобы сидеть в кресле, смотреть на оливы и кипарисы и наблюдать за его успехами в садоводстве. Несколько виноградных лоз уже заслонили кусочек холодного белесого горизонта.
Ее красота возвращалась, и женщины, которые каждый день одевали и причесывали Ляльку, восхищались ею. Кожа ее становилась все более прозрачной. Как ни странно, она чувствовала умиротворение, хотя Алекса видела нечасто, иногда, возвращаясь в шато, он ее об этом не оповещал. Она то теряла дар речи, то обретала его вновь, но, когда бы Алекс ни пришел, она неизменно напрягалась, чтобы произнести одну и ту же фразу: «Господь был добр ко мне».
Алекс понял, что она лишь отчасти живет в реальном мире, и он в известном смысле с ней постоянно, даже когда срывался с места и улетал в Сан-Франциско, влекомый туманной надеждой отыскать Ли, или просто отправлялся на юг к морю, чтобы провести уик-энд с какой-нибудь девицей.
Она была как ребенок, и поэтому он принимал ее благословение, не смущаясь. Да она в каком-то смысле и впрямь стала ребенком. Его единственным ребенком. Он и говорил с ней всегда нежнее, чем с кем бы то ни было. Иногда, подвыпив, Алекс мог признаться человеку, совершенно ему не знакомому, что, хоть он и привязан к Ляльке, быть лишь объектом столь смутных притязаний для него оскорбительно.
Если посетитель этих мест, проходя по белесой пыльной обочине, случайно поднимал голову, у него могло перехватить дыхание от восхищения застывшим золотым видением. Иногда, если он задерживался, Лялькина абсолютная неподвижность начинала его тревожить. Католики осеняли себя крестом. Появились и стали распространяться суеверного толка легенды о Ляльке, в массе своей доброжелательные.
Алекс, уезжая, обычно поднимал глаза — останавливался на дороге и махал рукой. Однажды, отвозя Кейти в аэропорт, он задумчиво сказал:
— Я думаю, она переживет нас всех.
— Почему бы нет? — ответила Кейти. — Говорят, умиротворение благотворно.
Коротко об авторе
Элейн Файнстайн (урожд. Элейн Куклин, 1930) — английская писательница. Поэт, прозаик, драматург, переводчик.
Росла в ортодоксальной еврейской семье выходцев из Одессы, иммигрировавших в 90-е годы XIX века. Тем не менее говорила, что впервые почувствовала себя еврейкой в год окончания войны, узнав о нацистских концентрационных лагерях.