Стася торопливо достала "свидетельство о рождении" Марите и развернула его перед лицом Агнии.
- Что теперь скажешь? Жидовка моя дочь? Ну, жидовка?.. - торжествующе кричала она.
Стася видела, что ее взяла: Агния растерялась.
- Ты же знаешь, - начала та оправдываться, - не любопытная я и не сплетница. Но в такое время... Дело опасное. Пришла предупредить тебя.
Как они, сволочи, пронюхали? Кто мог узнать? И кто из соседей замышляет недоброе?
- Марите, Марите! - громко кричит Стася. - Иди сюда!
Случайно она поднимает глаза в сторону дороги, ведущей в село, и у нее подгибаются колени. Марите стоит возле служащего сельской управы, вместе с ним два полицая и какой-то неизвестный, одетый по-городскому. Незнакомец наклонился к девочке и гладит ее по волосам. Наверно, спрашивают, как зовут, кто родители. От страха у Стаей замирает сердце. Она прислушивается, но ничего не слышно.
Видит, как девочка поворачивается и указывает на нее пальцем. Что им рассказала девчонка?
Верно, скоро придут сюда... Целый полк... Окружат дом... Скорей бежать, пока не поздно. Она побежит вдоль реки, спрячется в высокой ржи. Потом в лес. Он недалеко, всего несколько километров.
Стася хочет двинуться с места и не может. Что станет с Ионасом? С его сестрой, детьми?
Но полицаи и незнакомец поворачиваются и уходят.
Стася стоит, не в силах пошевелиться, и не верит своим глазам. Неужели?.. Вот уже Марите рядом с ней, смотрит на нее своими большими глазами.
- Марите, о чем тебя спрашивали? Что ты сказала ?
- Спросили, кто я. Я ответила: Мария Магдалена Гирите.
- Больше ничего?
- Еще спросили, где папа. Я сказала: в поле, сгребает сено. А мама вон на берегу, стирает.
Переведя дух, Стася обхватила девочку обеими руками и прижала ее к груди.
- Умница моя, бедная моя доченька, - от всего сердца прошептала она и смахнула со щеки слезу.
НА БЕРЕГУ МОРЯ
Думбляй, которое соседи с уважением называли "поместьем", было по сути дела обычной усадьбой зажиточного крестьянина. До 1-ой мировой войны оно принадлежало графу Тышкевичу. Графский дворец был окружен роскошным садом. И теперь еще стоит этот дворец у въезда в Палангу, курортный городок на берегу Балтийского моря.
Дорога, заканчивавшаяся мощенной булыжником площадью, вела к старому двухэтажному дому с верандой впереди. Под окнами второго этажа торчат обломки железа, не иначе, как остатки балкона. С обеих сторон дома одичалые кусты шиповника и сирени, за домом огород.
Слева от двора видна конюшня с провалившейся крышей и в ней пара лошадей. В центре двора - длинный ток, рядом с ним два плуга в веялка; в глубине двора сарай, в нем дойные коровы и несколько телок.
Когда-то здесь поражали глаз цветочные клумбы, лужайки и фруктовые деревья, а теперь во всем запустение: изгородь покосилась, деревья не подстрижены, сразу видно, что уже много лет их не касалась рука садовника. Ветер сбрасывает с крон деревьев снежную пыль, и карканье ворон подчеркивает окружающую тишину. Маленький ручей, протекающий через сад, сейчас скован льдом и снегом.
Усадьба расположена в нескольких километрах от моря. И когда ветер усиливается, до слуха ее обитателей доносятся удары бушующих волн.
В усадьбе живут сейчас ее хозяева - Владислав Янковский и его сестра Елена. Янковский этот вырос в бедной семье в поместье Тышкевичей. Отец его служил у графа кучером, но сын считал, что положение отца не соответствовало чести их рода - рода обнищавших дворян. Он никогда не забывал подчеркнуть свое дворянское происхождение и требовал к себе уважения. В молодости он уехал в Америку. Там работал в шахте, зато сумел собрать денег. Вернувшись через пятнадцать лет на родину, купил себе эту усадьбу и зажил крестьянином и помещиком одновременно.
Рядом с огородом стоит длинный и уродливый кирпичный дом, именуемый "казармами".
В нем несколько однокомнатных квартирок, в которых прежде жили батраки со своими семьями. Эти "казармы" пустуют, только в дальнем конце их живет еще одна семья.
Владислав Янковский обращался со своими работниками властно и требовал, чтобы ему оказывали почтение, обращались к нему "понас (господин) Янковский". Однако Паулаускаса он уважал и от него этого не требовал. Знакомы они были с юности. Несмотря на разницу в возрасте оба служили добровольцами в армии во время войны за независимость Литвы. Паулаускас провожал его, когда он отправлялся странствовать в Америку, помог, когда у него умерла жена, оставив маленького сына, Янковский не раз говорил о своем друге: "Толковая голова и золотое сердце у этого Паулаускаса".
Когда друг обратился к нему с просьбой устроить женщину с дочкой, он долго не раздумывал. В доме нужна хозяйка. Сестре Елене, старой деве, трудно справляться с хозяйством. Правда, она не расстается со связкой ключей, но отсутствие хозяйской руки чувствуется везде: на кухне, в комнатах, в хлеву, во дворе, при приготовлении колбас на рождество.
Голова понаса Владислава давно поседела, но он еще видный мужчина: статный, энергичный. У сестры же его - спина согнулась; во время беседы она частенько засыпает.
В молодости поня (госпожа) Елена служила в графском доме. Она постоянно ругает нынешние времена, утратившие былое великолепие и блеск. Особенно сердита она на бесстыжее молодое поколение, не почитающее ни Бога, ни людей. Когда в усадьбу приехали госпожа Вайс с Шулей, поня Елена встретила их недоброжелательно. Русская... Все русские ведь отвергают Бога, не молятся, обрядов не исполняют. Притом она еще горожанка - франтиха, работать не сумеет. Однако госпожа Вайс сумела за короткое время завоевать ее сердце. Поня Елена очень мучилась от ревматизма. Госпожа Вайс ухаживает за ней, натирает ее тело разными мазями и маслами, поит ее лекарствами. Поня Елена говорит, что Софья Михайловна прямо поднимает ее из гроба,
- Чудесная лечебная сила у этой женщины, - рассказывает она теперь каждому, приходящему к ней в дом, - она излечивает любую болезнь и рану одним прикосновением руки. Все доктора мира ногтя ее не стоят.
Шуля ей тоже полюбилась. Старухе нравится, как она бойко говорит по-литовски, бегло читает, быстро вышивает и вяжет. По документам Шуля теперь Оните, подчерица Софья Михайловны, русской, которая вышла замуж за вдового литовца и удочерила его девочку-сиротку. В глазах Елены много значили хорошие отношения между "мачехой" и "падчерицей". Если Оните зовет эту русскую "мамой" и так ее любит, то это хороший признак.
Один недостаток нашла в ней старая госпожа: ее православную веру. Несколько раз пыталась старуха убедить Софью Михайловну в преимуществе католицизма, но вскоре отстала от нее, убедившись, что русская плохо знает также православные обычаи и пренебрегает ими.
- Россия, Россия!.. Безбожная страна и народ, - вздыхает поня Елена.
Но Оните - на нее распространяются все строгости религии. Она дочь католика-литовца и должна придерживаться всех правил: не есть в пятницу мясного, ходить в костел по воскресеньям и по праздникам. Поня Елена взяла на себя духовное воспитание девочки. Она считала своим долгом воспитать Оните в духе преданности католической церкви и ослабить насколько можно вредное влияние мачехи.
Вначале религиозные обязанности были Оните противны.
- Мама, - жаловалась она, когда вечерами они оставались одни - ведь мы все время врем.
- Мы не врем, доченька, - мы только защищаемся.
Шуля поняла смысл этих слов. Она вынуждена вести двойную жизнь, притворяться. Она научилась опускаться перед распятием на колени и повторять вслед за госпожой Еленой молитвы.
Однако иногда ее мучили угрызения совести. Она понимала, что обманывает окружающих, я ей становилось стыдно. Со временем она все же привыкла выполнять все чисто механически.
В доме было заведено перед едой читать короткую молитву. Понас Владислав ставший за годы, проведенные в Америке, до некоторой степени вольнодумцем, читал молитву торопливо, глотая слова, и подшучивал над своей набожной сестрой. Старуха сердилась, и тогда он умолкал и лишь подмигивал Софье Михайловне, в которой видел свою единомышленницу.