- Партизаны, возьмите меня с собой... У меня здесь никого нет.
- Кто ты, мальчик? - спросил его высокий.
- Я хочу быть партизаном. Мне уже 13 лет, я могу воевать.
- Иди домой, мальчик, нет у нас времени заниматься детьми.
- Нет у меня дома. Хотят меня убить, я еврей, - с отчаянием промолвил Шмулик.
Высокий, собравшийся уже было залезть в сани, остановился, схватил мальчика за руку и глянул в его залитое слезами лицо.
- Ты еврей? Я тоже еврей. Как ты сюда попал ?
- Спрыгнул с поезда. Уже полтора года я брожу тут по деревням. Сегодня в меня стреляли...
Высокий партизан ласково опустил руку Шмулику на плечо.
- Ребята, - громко позвал он, - сына мы себе нашли. Повезло тебе, сынок, что встретился с еврейскими партизанами.
Теперь мальчик почувствовал, что он окружен близкими людьми. Услышал, что этого высокого остальные зовут Анатолием. Мальчика быстро усадили в сани, кто-то укутал его в тулуп и поднес к губам фляжку.
- Хлебни, парень, немного водки, замерз ты совсем!
Сани двинулись с места. Шмулик почувствовал, как блаженное тепло растекается по всем его жилам. Он опустил усталую голову на плечо одного из партизан и погрузился в сон.
В МОНАСТЫРЕ
Когда Шуля открыла глаза, она подумала, что это сон. Комната, в которой она лежала, была маленькая и светлая. Лучи солнца проникали через единственное оконце в Приятную полутьму комнаты, золотя маленький квадратный столик у стены, падали на пол и на кровать. Шуля протянула руки, и лучи скользнули сквозь ее пальцы на белые простыни.
Шуля закрыла глаза, пытаясь восстановить в памяти последние часы.
"Может, я все еще лежу в снегу, возле чугунной решетки монастыря, замерзаю, а чистая теплая постель мне только снится? Еще немного, и я совсем замерзну, я тогда сон кончится".
Вдруг она вспомнила про мать, которую она потеряла, когда они в страхе бежали.
- Мама, мамочка, - шевельнулись ее губы, - где ты? Жива ли?
- Что ты плачешь, девочка?
Только теперь Шуля заметила, что в комнате есть еще кто-то. Это была женщина со светлыми глазами и бледным лицом. Одетая во все черное, она сидела на стуле рядом с кроватью. Конечно, она монашка. Ведь и сестра Тереза так одевалась. Монахиня наклонилась и подала Шуле стакан молока.
- Пей, девочка, и тебе станет легче... Душа твоя чуть не отлетела прочь. Но велика милость Иисуса.
Монахиня подняла глаза к распятию, висевшему на стене над кроватью, перекрестилась и затем перекрестила Шулю.[ldn-knigi1]
Шуля попыталась подняться и сесть, но у нее остро закололо в груди, и она снова Опустилась на подушку.
- Скажите, сестрица, где я?
- Ты в безопасном месте, девочка, в монастыре сестер, покорных рабынь Божьих. Сестра Тереза принесла тебя сюда.
- Сестра Тереза, сестра Тереза...
Мысли замелькали в усталом мозгу Шули, но она не могла вспомнить, как она добралась до Терезы и что было потом. Как будто туман окутал ее мозг. В сознании осталась лишь белизна, белизна без конца и без края, н по ней черные и красные пятна.
С усилием Шуля поправила одеяло в закрыла глаза.
Проснувшись, она почувствовала, что кто-то склонился над ней и гладит ее волосы.
- Мамочка! - мгновенно вспыхнула надежда в груди. Девочка боялась открыть глаза. Чуть приподняв тяжелые веки, она увидела над собой черную шаль. Из груди девочки вырвался вздох.
-Что с тобой, девочка, где-нибудь болит?
Шуля узнала глубокий ласковый голос сестры Терезы и открыла глаза.
- Сестра Тереза, - радостно прошептала она и схватила монахиню за руку, - как хорошо, что вы со мной... Что со мной тут будет? Немцам не выдадут?
На губах монашки мелькнула грустная улыбка.
- Сестры не доносчики. Иисус велел жалеть даже врагов.
Шуля поняла, что своим вопросом выдала себя, и в растерянности замолчала.
Софья Михайловна и Тереза встречались главным образом в часы работы. Многие ночи они проводили вместе на дежурстве, беседуя о больных, врачах, работниках больницы, о событиях в мире и на фронте. Но ни Софья, ни тем более Шуля, не говорили с Терезой в больнице о себе, о своем прошлом. Как будто между ними был договор не касаться опасных тем. Но Софья чувствовала, что монахиня знает правду, и была ей благодарна за великодушное молчание.
И сейчас сестра Тереза поняла смятение девочки. Минуту помолчав, она сказала, глядя на нее :
- Ты, девочка, в монастыре. Власти пока еще уважают эти стены. Но лучше тебе здесь оставаться под именем Оните Дудайте. Только матери Анне-Беате тебе придется сказать всю правду. Монастырь - святое место, и не дай тебе Бог осквернить его ложью.
Шуля попыталась сесть, преодолевая дрожь во всем теле.
Ей очень хотелось вспомнить, как она попала в монастырь. В памяти ожили те секунды, когда она упала в снег рядом с железными воротами.
- Сестра Тереза, как я сюда попала?
- Когда я возвращалась с ночного дежурства в больнице, я нашла тебя без сознания в снегу возле ворот монастыря.
- А мама? - дрогнули бледные губы Шули. - Вы не знаете, сестра? Я ее потеряла... В нас стреляли...
Сестра молчала. Не говоря ни слова, она погладила девочку по светлой головке. Не хотела она открывать больной страшную правду.
Тело госпожи Вайс принесли в больницу той же ночью. Нашли его в переулке недалеко от ворот. Сестра Тереза не стала также рассказывать девочке, что добрый доктор Квятковский, заведующий отделением уволен с работы. Только ее оставили пока что. Литовцы еще уважали ее монашеское одеяние.
- Когда ты оправишься от болезни, я представлю тебя матери Беате. А пока не мучь себя грустными мыслями. Твое счастье, что я тебя нашла. Ухаживать за тобой будет сестра Фелиция. Постарайся выздороветь поскорее. Я уверена, что через пару дней ты уже станешь на ноги.
Во время болезни за Шулей ухаживала сестра Фелиция - та самая монахиня с водянистыми глазами, которую она увидела возле своей кровати, когда открыла глаза первый раз.
Терезу девочка видела не часто. Она была занята в больнице; вернувшись со смены, она заглядывала к Шуле, чтобы справиться о ее здоровье и бросить одобряющее слово.
Сестра Фелиция была высокая худая женщина, с жесткими, костлявыми руками, как у мужчины. Шуля пугалась этих рук с синими вздутыми венами. И было странно, что они умели осторожно перестелить Шулину постель, обтереть ее тело спиртом и сломить невольное сопротивление.
Фелиция молча делала свое дело, и указания девочке давала голосом отрывистым в монотонным, как будто обращаясь к кому-то, кто находится не здесь, а где-то далеко, н по делу, никак не связанному ни с этим местом, ни со временем. Она требовала, чтобы Шуля после еды читала благодарственную молитву, повернувшись лицом к висевшему над кроватью распятию.
Почувствовав, что силы возвращаются к ней, Шуля набралась храбрости и попросила монашку принести ей что-нибудь почитать. Вынужденное безделье было для нее невыносимым. Вокруг нее целыми днями царила полная тишина. Лишь изредка со двора доносились голоса людей и звон колоколов по утрам и вечерам. Монашка глянула на девочку и ничего не ответила. Вечером она принесла две книги. Шуля обрадовалась, но это оказались "Жития святых" и "Евангелие".
Шуля принялась перелистывать книгу. "В то время ученики приступили к Иисусу и сказали: кто больше в царстве небесном? Иисус, призвав дитя, поставил его посреди них и сказал: "Истинно говорю вам, если не обратитесь и не будете как дети, не войдете в царство небесное. Итак, кто умалится, как это дитя, тот и больше в царстве небесном; и кто примет одно такое дитя во имя Мое, тот Меня принимает; а кто соблазнит одного из малых сих, верующих в Меня, тому лучше было бы, если бы повесили ему мельничный жернов на шею и потопили его во глубине морской...
Смотрите, не презирайте ни одного из малых сих; ибо говорю вам, что Ангелы их на небесах всегда видят лицо Отца Моего Небесного. Так как нет воли Отца вашего Небесного, чтобы погиб один из малых сих".