- Ничего, я сам сниму, - сказал он и потянул за тряпку. Тряпка отодралась вместе с кожей, открыв глубокую рану, гноящуюся и дурно пахнущую.
Лицо Лизы потемнело.
- Плохо дело, - сказала она. Промыв и забинтовав рану, она велела Шмулику оставаться в постели.
- Когда же я смогу встать? - спросил он с беспокойством. - Не годится мне отлеживаться здесь, я хочу воевать с немцами.
Лиза и Анатолий, глянув на Шмулика, прыснули со смеху. Шмулик покраснел.
- Что они смеются надо мной? - подумал он. - Разве я сказал глупость?
- Ничего, друг мой, еще навоюешься, - Лиза похлопала его по плечу. Через два дня я приду менять повязку. До тех пор лежи тихо и не мочи ноги, слышишь?
Шмулик посмотрел на девушку. Она показалась ему очень юной. "Не намного старше меня, - подумал он, - а уже настоящая партизанка. А я?.."
Он, не отрываясь, смотрел на Лизу. Если бы не ее длинные волосы, она, высокая и стройная, выглядела бы совсем как парень. Мужская одежда шла ей.
- Будь здоров, браток, поправляйся скорей, - повторила она, и Шмулик уловил тень беспокойства на ее лице.
- Кто она, эта еврейская девушка? Как она попала в партизаны? размышлял он, оставшись один.
Почти две недели Шмулик был прикован к постели. Ногти на пальцах ног слезли, и раны заживали медленно. Когда Анатолия не было в землянке, ухаживали за Шмуликом Лиза и друзья Анатолия.
Шмулик уже успел познакомиться со многими евреями-партизанами, а также и с неевреями. В землянке кроме Анатолия жило еще трое парней: двое русских и один еврей. Но лишь изредка случалось им собираться вместе. Всегда кто-нибудь отсутствовал: то уходил на задание, то стоял на посту.
В отряде было четырнадцать евреев-партизан. Анатолий командовал взводом. Из евреев-партизан особенно привязался Шмулик к Гедалье и Ошеру двум неразлучным друзьям. Они вместе ходили на задания, вместе возвращались в землянку отдыхать, вместе являлись на кухню обедать. Но постоянно вели между собой громкие бесконечные споры.
Внешне они были разные: Гедалья - высокий, широкоплечий богатырь, с большой круглой головой на короткой шее. Он славился в отряде как отличный пулеметчик. Говорил он сдержанно, глубоким приятным баритоном. Он не любил рассказывать о своем прошлом. Но все знали, что до войны он учился в ешиботе.
Как-то партизаны начали подшучивать над бывшим ешиботником, Гедалья встал и, не говоря ни слова, исчез в лесу. Вернулся он лишь на заре, когда его взвод должен был принять охрану лагеря.
Его друзья-евреи знали, что если в канун субботы Гедалья был свободен, он исчезал на часок в чаще леса. Он уединяется, чтобы "чуток" помолиться, шептались ребята.
Командир ценил его смелость и не раз после вылазки объявлял ему благодарность в приказах по отряду и представлял к награде.
Гедалья любил петь. Вечерами у костра плыл над лесом глубокий его баритон. Друзьям-евреям иногда удавалось уговорить его затянуть "а земерл", и тогда звучали в землянке задушевные хасидские мелодии, молитвы или народные песни.
Но Гедалья редко доставлял им это удовольствие. Чаще всего он обрывал их уговоры русской партизанской песней.
Ошер был совсем другой. Маленький и щуплый, с мелкими чертами лица, он выглядел рядом с Гедальей как мальчишка порывистый и нервный. Он ходил мелкими быстрыми шажками, как барышня. Волосы у него были гладкие, редкие. Разговорчивый, он много рассказывал о своем местечке и о семье, о своем детстве и о своих подвигах. Иной раз он, забывал, что рассказывал раньше, и придумывал новый вариант, отличавшийся от предыдущего.
Товарищи подшучивали над ним, но любили его слушать. Ошер был мастер рассказывать. Особенно удачно он описывал быт местечка, рассказывал анекдоты из местечковой жизни. Слушатели были довольны, смеялись и на какое-то время забывали, что все это уже ушло далеко в прошлое.
Но еще больше удовольствия рассказы доставляли его русским друзьям. Они не были знакомы с еврейским бытом, и наивно верили его побасенкам.
До войны Ошер был портным, но теперь он остерегался вспоминать об этом. Когда друзьям хотелось подразнить его, они звали его "портняжка". Ошер обижался, огрызался сердито, но быстро отходил и вновь принимался рассказывать.
Теперь он исполнял обязанности "второго номера" в пулеметном расчете Гедальи, т. е. носил пулеметные диски. Он привязался к Гедалье и ходил за ним как тень. Ошер не отличался храбростью, но в час опасности не отставал от Гедальи. И не раз друг спасал пулеметчика от смерти.
Среди русских партизан особенно полюбился Шмулику Алешка - "хохол". Высокий парень с густой светлой шевелюрой, озорные волосы падали на лоб, доставая до маленького вздернутого носа, Алешка попал сюда с севера. Родом он был, собственно, из-под Ленинграда, и товарищи его, как и он сам, не знали, почему пристала к нему кличка "хохол".
Алешка был душой отряда. Веселый и живой, всегда готовый поддержать песню или пуститься в пляс. Он играл на баяне, который раздобыл в одной из вылазок. В любом походе, даже во время утомительного отступления при облавах, которые немцы частенько устраивали, он нес баян на плече вместе с винтовкой.
Алешка был во взводе Анатолия. Он тоже привязался к молчаливому Гедалье и жил вместе с двумя друзьями в одной землянке.
Когда ноги Шмулика зажили настолько, что он уже мог ходить, к нему пришел Анатолий, хлопнул его по плечу и сказал:
- Хватить бездельничать, парень, пришло твое время !
Шмулик вскочил.
- А винтовку мне дадут? - поднял он на Анатолия блестящие от радости глаза.
- Не спеши, парень, - усмехнулся тот, - винтовку так быстро не дают. Да зачем тебе оружие? Тебя в хозвзвод назначили. Пойдешь на кухню помогать Гале-поварихе.
Мальчик насупился. Грустно поплелся он за Анатолием, который, почувствовав, что парнишка повесил нос, стал его утешать:
- Ты, друг, не волнуйся. Это временно, пока совсем не выздоровеешь. Да и босой ты. Сначала нужно раздобыть тебе сапоги. Он показал на ноги Шмулика, все еще обмотанные кусками брезента, чтобы не промокали в талом снегу.
"БОМБЕЖКА"
Вот уже несколько недель Шмулик помогает на кухне: собирает сухой хворост для растопки, колет дрова, носит воду, а большей частью сидит и чистит картошку. Настроение у него мрачное. Не такой он представлял себе жизнь в партизанах.
- Будто снова у Федьки, - изливал он обиду Алешке. В присутствии Анатолия он был сдержаннее: видел в нем командира, да и тот сохранял в отношениях с ним некоторую дистанцию, хотя мальчик полюбился ему.
Как-то раз на кухне появился Алешка. Несмотря на возмущенные крики Гали, схватил со сковороды порядочный кусок мяса н прошептал на ухо Шмулику:
- Нынче ночью идем на "бомбежку", возьмем тебя с собой и раздобудем тебе сапоги. Смотри только не проболтайся, что я тебе рассказал. ("Бомбежками" в отряде называли налеты на какую-нибудь враждебную партизанам деревню, чтобы раздобыть продукты и одежду).
Весь день Шмулик ходил сам не свой. Анатолия он не видел и не мог удостовериться, правду ли сказал Алешка.
Но когда вечером он вернулся в землянку, неожиданно появился его командир и, улыбаясь, окликнул его :
- Готовься, парень, выходим!
В один миг Шмулик был за дверью, бегом промчался вслед за Анатолием между двумя рядами землянок, которые теперь, когда талый снег капал с покатых крыш, похожи были на большие собачьи конуры.
В конце лагеря стояла телега, запряженная парой лошадей. В телеге уже сидела медсестра Лиза. У нее кончился запас перевязочных материалов, и она ехала, чтобы раздобыть льняного полотна для перевязок. Рядом с ней развалился Алешка, который на этот раз был кучером.
Впереди телеги и за ней шагали группы парней, вооруженных винтовками и автоматами. Последним шел пулеметчик Гедалья и его "адъютант" Ошер. Шмулик попросился было к идущим, но ему приказали лезть на телегу. Последние дни зимы. Развезло дороги, и колеса телеги то и дело погружаются в грязь. Из леса вышли после полуночи. Небо затянуло тучами, и уже на расстоянии нескольких метров ничего не видно.