— Да вообще без разницы.
— А чего полезла?
— А то, чтобы башкой сначала думали. Привыкли, что всё им дозволено.
— Ну, теперь меня по-любому отметелят. Теперь наверняка.
— Ну, и ладно. Так тебе и надо.
— Я тоже думаю, что тебе не стоило вмешиваться, — подала голос Сёмина. — У парней там свои разборки обычно.
— Угу, — криво ухмыльнулся Марков. — Свои. Особенные.
— Это не у парней, — очередным своим непониманием Сёмина подлила масла в огонь. — Это у нас разборки, неужели ты не понимаешь? Сегодня первый день в школе, а вон чего происходит. Ведь когда они поймут, что мы раздельно и что на самом деле нам накакать друг на друга, то тогда начнется настоящая травля.
— А теперь что? — никак не могла понять Сёмина.
— А теперь — противостояние. Мы против них. Это совсем другое.
— Но я не хочу быть против кого-то, — захныкала Сёмина. — Я не умею. Я вообще не люблю, когда кто-нибудь ссорится.
— Ты права, Осеева, — поддержал меня Марков. — Это очень разумно и логично. Пока всё не уляжется, нужно держаться вместе.
И мы разошлись по домам, а вскоре у нас появилось официальное сетевое название — Дети Шини.
Фейсбук, ЖЖ и ВК пестрели глубокомысленными рассуждениями умудрённых жизненным опытом двадцатитрехлетних менеджеров о гнусности подрастающего поколения, ностальгирующими очерками тридцатипятилетних о том, что они такими не были, и полная рефлексирующая бредятина тех, кому за сорок, об упадке культуры, морали и нравственности.
При этом, каждый, кто подхватывал данную тему, рассуждал о ней и критиковал нас, был уверен, что Кристина умерла, так что сердобольные верующие тётушки в массовом порядке ставили за неё свечки и молились.
Однако все эти персонажи, так рьяно рвущиеся обсуждать нас повсюду, постоянно коверкали незнакомое им слово, рождая бесконечное множество вариаций типа: «шинигали», «шинигаммы», «шиншигами», «шинигимы». Из-за чего их суровые и праведные речи переставали звучать серьёзно, а воспринимались смешно и глупо.
И сетевой креатив немедленно откликнулся на эту неразбериху.
На цветной картинке были изображены самодельные качели в виде перекинутой через сук толстой веревки, к одному концу которой привязано колесо, и на нем раскачивался толстый веселый мальчик, а на другом в затянутой петле висела чахлая мертвая девочка.
И как обычно подпись — Дети Шины, только «ы» зачеркнуто красным маркером и исправлено на «и». За ней последовала похожая картинка: средневековое инквизиторское сожжение, где под привязанной к столбу девушкой сложен костер из автомобильных покрышек. Надпись та же.
Человек, идущий ко дну, вместо камня на шее — шина, парашютист в небе, за спиной у него — шина, маленькая лодка на темной глади воды, тонущая под грузом шин. И всё в том же духе.
Постепенно картинки стали разнообразнее, и тема шин начала отходить на второй план, уступив место коллажам из наших фото вроде школьного автобуса с надписью «осторожно Дети Шини» и мерзких садистских демотиваторов с нашими лицами и подписями: «Дети Шини пойдут на всё, лишь бы избежать контрольной».
Из непонятных источников в сети появились такие фотографии, каких у меня самой никогда не было. Не иначе как добрые одноклассники постарались.
Особым успехом пользовалась картинка с фотографией Маркова у доски, где он будто бы доказывает теорему и подпись, как вывод: «чем больше самоубийц, тем меньше самоубийц».
Вскоре все наши страницы, кроме Амелинской, потому что про него никто ничего не знал, и Петровской, так как он удалил её два дня назад, были закиданы приглашениями в группы хейтеров ДШ и даже в фандомы ДШ.
Ведь среди основной массы проклинающих нас появились и поддерживающие. Правда, этим последним мы сами были не особо важны. Они просто писали, что мы крутые, потому что они тоже ненавидят своих одноклассников.
За развитием виртуальной истерии следить было столь же увлекательно, как за самым интригующим сериалом, однако это удовольствие лишь для тех, у кого железобетонные нервы, и после очередного пожелания на стене: «чтоб ты сдохла», я удалилась.
Через несколько дней про нас совершенно точно знала вся округа.
В четверг стоило зайти в школу, как от меня врассыпную шарахнулись мелкие дети, дежурные на дверях застыли с лицами полными ужаса, а презрительная гримаса завучихи выдавала её с потрохами.
— Осеева? — окликнула она меня на пути в раздевалку.