— Никто на тебя ничего сваливать не будет, — уверенно сказала я, но Якушин отмахнулся, показывая, что ему безразлично. — А куда ты собрался уехать?
— В деревню пока рвану. У меня там машина. Газель. Летом сосед продал. Возьму её и поеду в какой-нибудь небольшой город, искать работу. Потому что денег у меня особо нет. Но если на работу не возьмут, то вернусь в деревню и постараюсь протянуть до весны.
Я тут же представила, как останусь здесь одна с вечно ноющей Сёминой, легкомысленным Петровым и тормознутым Герасимовым, как меня будут таскать на допросы и, может быть, даже держать в сырой одиночной камере без света и вайфая. И что Якушин больше не зайдет меня навестить тогда, когда я уже начала привыкать к этим его внезапным появлениям.
— А если тебя будет искать полиция?
— Пусть ищет. Главное, не слышать всего, что говорят дома.
Он, наконец, остановился, сел на кровать и закрыл ладонями глаза. Но даже этот драматический жест был не способен испортить его замечательного мужественного образа, прямо подталкивающего меня к каким-то решительным действиям.
— Саш, а можно с тобой? — мне казалось, что это говорю не я, а какой-то отвлеченный персонаж. — Деньги у меня есть.
Якушин немного подумал и решил, что это даже неплохо, потому что жить одному зимой в деревне, должно быть, очень скучно.
Тогда я зачем-то сказала, что могу делать всё, только не умею готовить, и мы одновременно так изучающе посмотрели друг на друга, что опять повисла тягостная неловкая пауза, как в тот раз, когда он принес холодец.
— А давай позовем ещё Петрова, — вдруг предложила я. — Он сегодня говорил, что хочет сбежать, но ему не с кем.
Якушин сначала пожал плечами, точно ему без разницы: что я, что Петров, а потом согласился, сказав, что Петров, наверняка, будет полезен, ведь за городом полно снега, и машину, возможно, придется расталкивать.
В итоге мы договорились встретиться в восемь утра возле автобусной остановки.
Когда же дверь за ним захлопнулась, мама вышла ко мне и, многозначительно кивая, сказала, что одобряет мой выбор, но я ей ответила, что это не то, что она думает.
Моему звонку Петров очень обрадовался и сказал, что готов сбежать хоть сейчас, потому что мать и тётка собираются самолично отвести его завтра в полицию. Я, конечно же, не стала выяснять, почему у него такие злые родители, но попросила потерпеть до восьми утра. Он поинтересовался, кто ещё с нами едет, а когда узнал, что никто, будто бы даже огорчился.
И я тут же подумала про Сёмину. Как я могу её здесь бросить?
Настю я просто поставила перед фактом, была уверена, что Якушин не станет возражать, и Сёмина покорно согласилась, с условием, сначала предупредить маму. Я объяснила, что нужно просто оставить записку, но она уперлась, что из-за больного сердца маму волновать совсем нельзя. Но она точно не будет возражать, потому что сама сказала Насте: «теперь, если не спрячешься, они тебя съедят».
Я помылась, написала в Скайп своему репетитору по физике о том, что в ближайшее время не смогу ходить на занятия, и собрала обычный школьный рюкзак. Взяла только одежду, паспорт, три тысячи рублей и банковскую карточку, на которую немецкая бабушка перечисляла мне деньги, когда хотела сделать подарок. Но я ничего не тратила, поэтому там скопилась довольно приличная сумма.
Это были волнительные, страшные, но больше даже приятные мысли. Я представляла, как через года три вернусь домой — откуда, не важно, что я там делала, не важно, об этом думать было неинтересно, важно было, что возвращаюсь вся такая взрослая и независимая.
Родители в шоке — говорят: «боже, Тоня, ты так изменилась, повзрослела», а я им: «да, я отлично справляюсь одна». И уже даже почти заснула, когда телефон вдруг бешено завибрировал, чуть не свалившись с кровати.
Очередная смска от Амелина, с самого утра забомбившего меня ими: «всё ли хорошо?» и «куда ты пропала?». Но я не ответила ни на одну, потому что вообще не до него было.
В этой новой он писал: «Тоня, пожалуйста, скажи, что происходит. Я сижу тут один и не знаю, что делать. Умоляю, ответь хоть что-нибудь». Пришлось ответить.
Сказать, чтобы он больше не писал, и сам думал, что ему делать, потому что мы завтра с ребятами уезжаем насовсем. Телефон под подушкой потом ещё несколько раз вибрировал, но я уже засыпала, а читать всякую ахинею было лень.
В восемь утра в январе ещё совсем темно и безлюдно, и я ушла из дома в эту темноту и холод с острым волнением и ноющим замиранием сердца. А когда выходила из квартиры, никто даже не заметил, потому что мама была в ванной, а папа ещё валялся в кровати, я просто крикнула «всем пока» и захлопнула дверь.