«Will you still love me
When I’m no longer young and beautiful?
Will you still love me
When I got nothing but my aching soul?»
Мимо монотонно пролетали дорожные указатели, рекламные щиты, запрещающие знаки и столбы, мелькали, словно бессвязные кадры кинофильма, словно нескончаемая карусель, словно затянувшийся навязчивый сон, и я сама не заметила, как бессовестно и очень крепко уснула.
А когда проснулась, то уже рассвело. Мы стояли на какой-то проселочной колее, а с двух сторон высился лес.
Сзади, вылезая, кто-то громко хлопнул дверью. Якушин спал, уронив голову на руль, Сёмина — привалившись к двери.
Ноги страшно затекли, и я поняла, что если сейчас же не выпрямлю их, то они останутся такими скрюченными навсегда. Настю будить было не так жалко. Она тихонько застонала и сказала «ещё пять минуточек», но потом резко распахнула глаза и заметно погрустнела.
— Я надеялась, что мне это всё приснилось.
Стоило только выбраться из кабины, как меня тут же затрясло от холода. В первый раз за эти дни я почувствовала себя обессиленной и несчастной. Больше всего на свете хотелось сделать хотя бы глоток кофе и залезть в теплую ванну, а ещё хорошо было бы съесть чего-нибудь, например, горячий бутерброд с сыром или подогретый в микроволновке круассан с ванильным кремом, или пусть даже кукурузные хлопья с молоком. Да, сейчас подошла бы любая еда, хоть чипсы. Но кругом не было и намека на спасение, повсюду опять белым-бело, пусто и тихо.
Псковская область почти ничем не отличалась от Подмосковья, только снег казался чище, березы прямее, а ели пушистей.
Петров выпрыгнул из кузова, умылся прямо снегом и вытерся той самой неизвестно чьей белой футболкой.
— Вот это природа! — отвратительно жизнерадостно воскликнул он и полез через сугробы в лес.
— Куда это он? — ужаснулась Сёмина, обхватывая себя руками так, чтобы перестать беспрерывно трястись.
— Настя! — она порой приводила меня в полное замешательство своей несообразительностью. — В туалет, конечно.
— А нам куда? — черно-белые уши на её шапке мелко дрожали вместе с ней.
— Тут кругом лес. Иди куда хочешь.
— Это ужасно. Всё то, что сейчас ужасно, — захныкала она. — А вдруг там медведи? Или кабаны?
Но не успели мы отойти и на пару шагов, как вдруг из леса, оттуда, куда ушел Петров, раздался громкий протяжный крик. Не было никаких сомнений, что вопил он.
Герасимов и Марков нехотя вылезли из машины и застыли, настороженно переглядываясь.
— Чего вы стоите? Что-то же случилось!
Они оба посмотрели на меня, но с места не сдвинулись.
Тогда я, подобрав по пути толстую ветку, полезла по оставленным Петровым следам.
— Тоня, не ходи! — закричала Настя.
Но я только отмахнулась, кто-то же должен был ему помочь. Однако в тот момент, когда я добралась до первой ёлки, мне навстречу, оживленно размахивая руками, выскочил сам Петров.
— Вы не представляете, что я видел, — орал он, при этом его курносое лицо буквально светилось от счастья. — Я видел настоящего лося! Представляете? Живого! Огромного такого. С рогами.
— Идиот, — рявкнул Герасимов.
— Зачем ты нас так пугаешь? — возмутилась Сёмина. — Мы думали, на тебя медведь напал.
— Я так не думал, — сказал Марков.
— Как же жалко, что я не взял камеру, — Петров кое-как выбрался на колею и стал искать свою камеру. — Сейчас, я на пять минут. Надеюсь, он меня дождется.
После того, как мы с Сёминой благополучно вернулись из леса, не встретив ни одного медведя или кабана, я заглянула в кузов, проверить Амелина, чересчур притихшего со вчерашнего вечера.
Он лежал лицом к бортику, под ватным одеялом, которое мы взяли с собой и, закрыв глаза, слушал музыку. Я залезла и потрясла его за плечо.
— Один только Петров за меня заступился, — сказал он обиженным тоном, не поворачиваясь, и даже не открывая глаз. — А ты даже не захотела остаться со мной.
— Как ты понял, что это я?
Я села на чьё-то спальное место позади него, по-турецки скрестив ноги.
— От тебя пахнет блондинкой, — охотно пояснил он.
— Блондинкой?
— Духами, глупенькая. Версаче. У Милы были такие.
— Кто такая Мила?
— Сестра моя.
Больше я не знала, что спрашивать, но раз он находился в сознании и не умирал от высокой температуры, то этого было вполне достаточно.
— Почему ты меня бросила?
Вопрос прозвучал капризно и требовательно одновременно.
— А разве я должна с тобой нянчиться? Я что тебе, мамка?