- Вообще, мысль интересная, - признал Марков. - Но я против того, чтобы ты снимал. Какое нафиг кино? Потом возьмешь и в сеть выложишь.
- Я же исключительно в целях искусства. А если никому не показывать, то это уже не искусство.
И снова завязался спор, в котором Петров потерпев полный крах и, по-настоящему расстроившись, сказал, что будет снимать, что захочет, кого захочет и когда захочет, но камеру всё же спрятал.
- Когда ты начал переписываться с Линор? - спросила я Маркова.
- Точно не помню. Что-то около года назад.
- А кто первый написал?
- Глупый вопрос. Конечно не я. Это была группа типа «Логика и Дедукция» или «Логические загадки». Но дело не в группе. Я сразу скажу, о чем мы разговаривали, только попрошу воздержаться от комментариев, потому что они будут бессмысленны, и моего мнения не изменят. Я рассказывал Линор, что мои одноклассники - тупые и прогнившие амёбы. И что у всех кого я знаю, ай кью ниже плинтуса, а я единственный, кто имеет цели в жизни, и способен находиться вне стада. А то, что у меня нет друзей, это даже отлично, потому что дружба - это взаимоотношения интеллектуально равных людей.
В его словах не было ничего неожиданного. Марков никогда не скрывал своего отношения к обществу.
- И что? - заинтересовался Петров. - Линор поддержала тебя?
- Сложно сказать, в чем-то да, но мы спорили. Она продвигала тему, что все люди на самом деле не такие уж плохие, как это часто выглядит со стороны.
- Вообще странно, - сказала я, - если Кристина действительно верила в людей, то почему говорила «никто никому не нужен»?
- А ничего странного, - подал голос Герасимов. - Она-то верила, а Марков убедил её в обратном. Доказал, что все кругом чмошники и сволочи. И это, пожалуй, единственное, в чем я с ним полностью согласен.
- Это правда? - спросила Настя Маркова.
Марков сделал постное лицо и закатил глаза.
- Я знаю, что прав. Взять хотя бы случай, когда мои ублюдские одноклассники заперли меня в лаборантской перед олимпиадой по математике. А я к ней, между прочим, две недели готовился, ночей не спал и всё такое. Я два часа там просидел, потому что это было после уроков, а физичка ушла куда-то. Прошло три года, а мне до сих пор обидно, и не понятно, как можно быть такими жестокими тварями.
И он так это мерзко говорил, что мне очень захотелось встать и треснуть его по очкам.
- Звучит очень трогательно, - проигнорировать эту тему я не могла, - но почему же ты не вспоминаешь о том, какую подлянку сам перед этим всей параллели устроил? Когда нажаловался, что тебе на физре всё время в портфель тухлятину подкладывают. Всех тогда согнали в класс, пришел твой папаша, тётка полицейская, обе наши классные, завучиха и устроили жуткий разнос. А затем взяли и, не иначе как по твоему наущению, назвали имена шестерых человек, заставили их встать и начали бездоказательно обвинять в том, что это сделали именно они. Разве это справедливо? Тётка полицейская грозила постановкой на учёт, а их родителей вызывали в школу. Из-за какой-то фиговой тухлятины в сумке! Даже не зная точно, кто это делал! И ты ещё что-то там бухтишь, что все кругом уроды?
- Да, я помню это, - подтвердила Настя. - Очень неприятный случай был.
- Знаешь, - Марков в упор посмотрел на меня, - я за своего папашу не должен отвечать. Да, он перегнул палку, но я просил его этого не делать. И я никому не жаловался, меня самого из-за этой вони мать запалила.
- Если бы ты не был таким козлом, тебе бы никто ничего не подкладывал. Но ты настроил против себя абсолютно всех. И ещё, из-за тебя досталось хорошим людям, которые никогда даже в сторону твою не смотрели.
- Это ты про Павлика Подольского? - осторожно спросила Настя.
Но мне было не до неё.
- Потому что ты, кроме своей учебы, никого и ничего не видишь. Тебя только твои собственные беды волнуют. Ах, я пропустил контрошу. Всё, конец света! Я, я, я… Бесконечно только о себе и думаешь.
- Осеева, ты чего так завелась? Мы вообще про Кристину разговаривали, - попытался перебить меня Петров.
- А ничего! Потому что я считаю, что он был наказан заслужено. И все эти сопли «ах, меня гнобят гадские одноклассники» для тех, кто с тобой не знаком, и не знает какое ты чмо.
- Тоня, - Якушин покачал головой и укоризненно посмотрел в мою сторону, - кажется, ещё вчера ты собиралась с ним в Сочи ехать.
- Да. Потому что я отходчивая и забываю плохое, и почти всегда прощаю людей. И не ненавижу их, как некоторые.
- Вот ты тут, Осеева, выпендриваешься, а сама дальше своего носа не видишь и слышать ничего не хочешь. Я же сказал, что никогда не поддерживал методы моего отца.