- Там что-то белое. Похоже на соль, - он сунул внутрь стакана палец, и уже приготовился облизать его, как Петров, не отнимая камеры от лица, закричал:
- Осторожнее! А вдруг цианистый калий?
Якушин вздрогнул и отставил стакан.
- Если бы это был цианистый калий, то Герасимов бы уже валялся тут с пеной у рта, - заметил Марков.
- Как так получилось? - удивилась я. - У меня совершенно нормальный чай.
- А это, как обычно, - Марков явно злорадствовал. - У всех всё нормально, а у этого через заднее место.
Герасимов резко метнулся к Маркову, но достать не смог.
- Как вообще Марков мог насыпать тебе туда соли, если он сидит с другой стороны? Мимо него даже стаканы не передавали, - попытался успокоить его Якушин.
- А кто передавал стаканы? - спросила я.
Но никто этого не помнил. Так что Герасимов психанул, завалился на свой матрас и лежал там, надувшись, до самого вечера, а стоило нам всем собраться в зале, демонстративно ушел бродить по дому.
Однако ровно в восемь, если судить по бою гостиных часов, которые удалось выставить и завести, мы вдруг неожиданно услышали тревожные и нежные звуки. Тихая, крадущаяся мелодия, точно таинственный отголосок потустороннего мира, неожиданно наполнила дом.
- Что это? - Настя, которая, обложившись разноцветными клубками, вот уже полчаса плела какую-то замысловатую фенечку по заказу Петрова, пугливо замерла с концами нитей в руках.
- Похоже на пианино, - Петров, сидевший рядом и увлеченно складывающий из её клубков различные цветовые комбинации, наклонил голову, прислушиваясь.
В первый момент я невольно вскочила на ноги, чуть было, не выронив из рук карты, в которые мы втроем играли, но потом, заметила насмешливый взгляд Якушина и сразу же села обратно.
- Думаешь, призрак? - не скрывая насмешки, поинтересовался он.
Мы с Настей испуганно переглянулись, Петров в кое-то веки тоже напрягся.
- Одно из двух, - совершенно спокойно сказал Якушин. - Или суицидник, или Герасимов.
- Это не может быть Герасимов, - так же спокойно отозвался Марков, беря из колоды две карты. - Бездушные чурбаны не способны издавать столь чарующие звуки.
По Настиным глазам я видела, что она опять думает о том, о чем Якушин запретил говорить. И я, в свою очередь, тоже почувствовала неясный мистический трепет и даже не пыталась ничего объяснить, потому что от любого такого объяснения стало бы ещё страшнее.
Якушин поймал мой настороженный взгляд и, с протяжным вздохом отложив свои карты, сказал:
- Ну, ладно, давай посмотрим что там.
Мы втроем, включая Петрова, направились в ту сторону, откуда доносилась музыка.
Белая, чуть облупившаяся снизу, створка распашной двери столовой была слегка приоткрыта. За пианино, лицом к нам, действительно сидел Герасимов и, угрюмо нахмурив брови, сосредоточенно и вдохновенно играл какую-то классику.
На лице Петрова отобразилась такая палитра эмоций, что я поняла: не меня одну увиденное привело в полное замешательство. Кажется, такие вещи называются «когнитивным диссонансом». Лицезреть музицирующего Герасимова было всё равно, что обнаружить за пианино ту самую мраморную деву или узнать, что камни обладают нервной системой. Возможно, если бы мы нашли здесь призрака, то я удивилась бы гораздо меньше. Даже Якушин немного оторопел, хотя и сам выдвигал подобные версии. Вот только одно дело предполагать, что жизнь на Марсе существует, а другое, увидеть её собственными глазами.
Мы с Якушиным хотели осторожно уйти, но Петров спешно врубил камеру и, пристроившись к щели, стал снимать это непостижимое явление.
- Потому что иначе никто не поверит, - прошептал нам он.
Но тут вдруг музыка резко оборвалась и хлёстко, подобно пистолетному выстрелу, хлопнула крышка пианино. Это Герасимов заметил Петрова.
- Чё приперлись? - не вставая с места, крикнул он.
Петров медленно приоткрыл дверь, осторожно просочился в комнату и немного заискивающе сказал:
- Клёво играешь. А что-нибудь нормальное, современное можешь?
- Отвали, - сухо ответил Герасимов, машинально покусывая большой палец.
По этому детскому, неуверенному жесту я поняла, что он смутился.
- Это ты из-за соли расстроился? – Якушин взял стоявший поодаль стул, подставил его к обеденному столу и сел.
- Что я дурак, что ли? - Герасимов развернулся к нему. - Делать мне нечего на всякую тупость обижаться.
- Ты, правда, очень красиво играл, - подтвердила я. - Учился в музыкалке?
- Угу, - буркнул он.
- С первого класса тебя знаю, и вот такой сюрприз.