- Тоня, почему ты меня все время за врага держишь? Ты мне нравишься, и я хочу с тобой дружить. Я тебе об этом постоянно твержу. Мне даже почти не важно, что ты на это совсем не реагируешь. Но ты всё равно злишься и переворачиваешь всё с ног на голову, - его взгляд стал строгим. - Это жестоко.
- Ты бы тоже злился, если бы тебя привязали к кровати.
- Тебя привязали к кровати? - бледное лицо покраснело. - Это уже слишком.
- Вот именно, что слишком.
Амелин немедленно вскочил и стал одеваться, так что мне пришлось отвернуться, чтобы не видеть эти противные шрамы и ожоги.
- Ты куда?
- Пойду, скажу им, что это слишком. Что если кто-нибудь ещё такое сделает, то я за себя не ручаюсь, - его реакция выглядела неподдельной и даже милой, точно ему и в самом деле не безразлично.
- Не нужно никуда ходить. Просто поклянись, что это не ты. Я уже не знаю, кому верить.
- Мне очень неприятно, что ты могла обо мне так подумать.
По расстроенным глазам я видела, что он говорит правду.
- Но шутка совершенно в твоем стиле.
- Вовсе не в моём.
- Тогда кто? Привидение из коридора?
- Больше такого не повторится, - сказал он серьёзно. - Обещаю.
Якушин собрал нас в зале и объявил, что нужно ехать в лес за дровами, так как мы топили печь каждый день с утра до вечера, а начиная часов с четырех, разводили ещё и камин. И, когда-то доверху набитая поленница в гараже, уже подходила к концу.
Однако эта его затея как-то сразу не заладилась, вызвав неожиданно бурное сопротивление парней, посчитавших это задание очередной придурью Якушина. У каждого обнаружилась очень серьёзная причина, чтобы никуда не ехать.
У Герасимова, как оказалось, с самого утра зверски ныли поясница и шея. Ему хватило того, что он накануне перекидал «не одну тонну снега», «расчистил полдвора» и теперь надеялся, что у него будет хоть какой-то выходной, когда можно просто отлежаться.
Петров был занят постановочной съемкой в «синей» спальне на третьем этаже, там, где стояла большая тёмная деревянная кровать с каркасом под балдахин. И именно в этот момент, по его словам, комната так удивительно освещалась, что при определенном ракурсе, можно было запечатлеть, как в воздухе кружат миллиарды блестящих пылинок, и это как нельзя лучше отображает таинственную суть течения времени.
Маркову же во чтобы-то ни стало необходимо было прорешать все задачки из маленькой потрепанной брошюрки, найденной в библиотеке. И если он это не сделает за сегодня, то это будет означать, что он уже начал деградировать. А отложить не может, потому что «уже завелся».
В ответ Якушин наехал на всех, сказав, что это глупые и детские отмазки, и ради общего дела нужно задвинуть свои личные «хочу» и сначала выполнить то, что необходимо.
Но Марков ответил, что отказывается быть тупым стадом, так как ему это «идеологически чуждо», а Якушин вообще не указ, и что он будет делать, что хочет и когда захочет.
Герасимов тоже намекнул на его замашки диктатора и рабовладельца. Петров же не выступал, но всем своим непривычно молчаливым видом выражал явную поддержку тех двоих.
Они все долго ходили по дому друг за другом препирались и громко и скучно ругались, точно их какая-то муха укусила. От утреннего веселья не осталось и следа.
Мы с Настей, около часа молча наблюдавшие за всеми этими разборками, в конечном счете, не выдержали, пошли, оделись, нацепили найденные в чулане пластиковые снегоступы, взяли санки и топор и с героической решимостью выдвинулись по направлению к лесу.
- Якушин прав, - сказала Настя, тяжело дыша, когда мы шли к калитке. - Без дров мы все замерзнем окончательно. А я так устала уже мерзнуть.
- Конечно, прав, - согласилась я. - Почему кто-то должен за дровами ходить, а кто-то на матрасе валяться и пыль в комнате на камеру снимать? Я может тоже к такой жизни не привыкла. Но сейчас совсем другое дело. Сейчас реально страшно. Ведь нам здесь никто не поможет.
Выйдя за калитку, мы огляделись. Кругом густой, заметенный лес, в какую сторону не посмотри, везде одинаковая картинка: голые стволы, низкорослые ёлки, плотная толща снега. День выдался пасмурный и сырой, в лесу естественный свет и вовсе был мутным и серым, так что нашего энтузиазма заметно поубавилось.
Кое-как приспособившись к передвижению на снегоступах, мы заскользили прямо, никуда не сворачивая. Уходить далеко было опасно, в таком лесу ничего не стоило заблудиться. Поэтому решили, что ни в коем случае не должны терять из вида кирпичную стену забора, отчетливо проглядывающего красно-рыжей полосой среди всего этого свинцового сумрака.