Деревья мы рубить не умели. Даже самые тоненькие стволики, лишь гнулись под моими ударами топора, точно это был и не топор вовсе, а плоский камень. Настя и вовсе боялась его в руки взять. А чтобы наломать толстых, приличных веток, нужно было карабкаться по стволу. Поэтому, увидев большую поваленную сухую березу, мы страшно обрадовались. Однако ветви оказались обледеневшими и влажными, руки скользили, а пальцы моментально замерзали.
В итоге набрав небольшую охапку тонких палочек, которые вряд ли можно было назвать дровами, мы уселись на ствол, обдумывая как поступить дальше.
- Можно вернуться за пилой, - предложила я. - Там, в инструментах есть.
- Можно, - согласилась Настя.
Но с места никто из нас не сдвинулся.
- Интересно, - задумчиво сказала она, поглубже натягивая свою ушастую шапку. - Они хоть заметили, что нас нет?
- Не думаю. Слишком уж заняты спорами и своими неотложными делами. А если и заметили, то наверняка обрадовались, что теперь уж точно не нужно никуда тащиться.
- Я вот просто представила, - Настя наклонила голову набок и из-за ушастой шапки стала похожа на пушистого лесного зверька с человеческим лицом, - что было бы, если бы мы с тобой взяли и заблудились в лесу. Кто-нибудь хоть расстроился?
- Ты сейчас кого-то конкретно имеешь в виду?
- Нет, в общем. Стало ли бы им нас жалко, волновался ли бы кто? Или искал?
- Конечно, искали бы. Ну, может не сейчас, не сразу, но когда поняли бы, что нас долго нет, то наверняка.
- А вот я не уверена. Зачем мы им? Продуктов и так мало. Знаешь, раньше в деревнях, когда пропитания на всех не хватало, то было совершенно нормально отвести в лес детей или стариков и оставить там.
- Зачем ты себя опять накручиваешь?
- Я не накручиваю. Марков бесконечно твердит, что еда заканчивается. Утром сегодня только об этом и говорил. Что я много трачу и нужно сокращать порции. А я ответила, что могу вообще не есть. Я ведь, правда, могу три дня на питьевой диете просидеть если надо. А он ответил «Отлично. Это очень экономно. Только ты меня заранее предупреди, я перерасчет сделаю».
- Видишь, а вы меня все осуждали, что я ему тогда в лицо правду высказала.
- Да я же не говорю, что он плохой, - виновато спохватилась Настя. - Марков, между прочим, совсем не плохой. У него просто установка такая. Он так воспитан, понимаешь? Ему дома постоянно внушают, что он, Марков, как бы сейчас в долг живет. Что всё, что в него вкладывается, он должен будет потом отдать, отработать, оправдать. Представляешь, я бы от одной только мысли, что могу не справиться с этими ожиданиями, уже с ума сошла. Его отец говорит, что дети - это объект инвестирования, который должен приносить доход. А Марков, между прочим, верит во внеземные цивилизации и хотел бы стать ученым. Но, по его словам, ученые денег не зарабатывают, поэтому он сам признает, что это глупость несусветная, а всё равно мечтает.
- Слушай, ты на него вроде жалуешься и сразу же сама оправдываешь.
- Ты просто меня не поняла, - Настя хитро посмотрела. - Я лишь хотела предложить тебе немного потеряться.
- Немного потеряться?
- Ну, да. Потеряться и проверить, нужны ли мы им.
- Ты хочешь заставить людей волноваться только для того, чтобы потешить своё самолюбие?
- Какое ещё самолюбие? – удивилась Сёмина. - У меня его и в помине никогда не было и нет. Я хочу, всего лишь знать, что нужна кому-то кроме мамы. Кристина говорила «Никто никому не нужен», потому что каждый сам за себя. А я хочу убедиться, что это не так.
- Кристина хотела нас проучить, вот почему она так сказала и так сделала. Она хотела отомстить. И твои игры в потеряшки тоже будет выглядеть как месть. Месть Маркову за слова про диету. Или месть Якушину за критику. И никто тебя за это не полюбит и даже не поймет. Помнишь, что ты мне тогда сама на кухне говорила про поступок? Так вот, это будет твой собственный поступок.
Настя огорченно опустила глаза, отчего её худое бледное лицо стало мученически-прекрасным.
- А если бы в лесу потерялся кто-то другой. Не ты. И ты бы не знала, что это розыгрыш такой. Ты бы как себя чувствовала?
- Плохо, - призналась она, - я бы очень переживала. Очень-очень.
- Даже если бы Марков потерялся?
- Я же, Тоня, хочу как раз обратное сказать, - она заёрзала на стволе, точно замерзла,- что это очень важно переживать и волноваться за кого-то. Это значит любить.
Вот уж с чем мне точно не хотелось соглашаться. Всякие переживания - лишь бессмысленные страдания и боль. Мучительное душевное беспокойство, кровоточащая язва, которую нельзя замазать зеленкой или приложить компресс. Одни пустые мысли, сотни вопросов, на которые ответов нет, и подростковая аритмия. От переживаний можно сойти с ума или даже захотеть умереть, только бы их не испытывать.