Я отогнала неприятные воспоминания.
- Любить - это значит не заставлять никого переживать и волноваться. Это значит не делать другим плохо из-за себя.
- Тогда получается, ты не любишь своих родителей. Раз ушла из дома, - Настин голос звучал по-детски беспечно.
- Это они меня не любят, - огрызнулась я, спрыгивая со ствола. - Идем за пилой.
Но тут вдруг мой взгляд привлекло подозрительное шевеление кустарника метрах в ста за Настиной спиной, и через секунду оттуда спокойно и почти бесшумно вылез здоровенный черно-бурый кабан. Выбрался и остановился. Волосатое массивное тело на тонких коротеньких ногах, мокрый кожаный пятак, загнутые в разные стороны клыки, маленькие острые глазки. Зверь пристально уставился в нашу сторону.
- Настя, - сквозь зубы процедила я. - Только не нервничай. И не дергайся, там кабан.
- Что? - глаза Сёминой от ужаса тут же распахнулись на пол-лица. - Где?
- Сзади тебя стоит. Смотрит, - я судорожно пыталась сообразить, что предпринять.
Но придумать ничего не успела, потому что Сёмина дико завизжав, слетела с березы и с невероятной скоростью бросилась в сторону забора. Её снегоступы скользили так быстро и уверенно, точно она всю жизнь ходила на них. Поддавшись панике, я кинулась вслед за ней, машинально подцепив на ходу веревку от санок и зачем-то потащив их за собой.
Благо до калитки было рукой подать. Мы влетели на территорию как два заправских спортсмена и возможно даже установили какой-нибудь рекорд по бегу на снегоступах. Возле беседки Настя потеряла шапку, но останавливаться не стала. Пришлось мне подобрать. Было уже ясно, что кабан нас преследовать не стал.
А когда домчались до дома насквозь взмокшие и валящиеся с ног, то обнаружили, что Якушин всё же выгнал парней на улицу и они, всё ещё недовольно перебрехиваясь, надевали лыжи и вытаскивали снегоход.
Но как только увидели нас и наши пустые санки, то дружно накинулись с издевками.
- Ну, что, выпендрились? - Герасимов уже в лыжах и с палками в руках, светловолосый, прямой и жесткий, точно скандинавский бог, стоял на дорожке между крыльцом и гаражом. Он был первый, кто попался нам на пути. - Типа крутые?
Взъерошенный разрумянившийся Петров, сидя на корточках, чуть поодаль возился с креплениями.
- Нет, - крикнул он, - это они нас так воспитывают. Знаю я эти бабские штучки типа: «Сиди. Уже не надо. Я сама».
Якушин выкатил из гаража снегоход, равнодушно окинул нас взглядом и мимоходом поинтересовался:
- Где топор?
- Там же кабан, - всё ещё пребывая в состоянии легкого шока, пролепетала Настя.
И ведь даже краем глаза его не видела, а ужаса во взгляде было столько, как если бы он дышал нам в лицо.
- Кабан? - Якушин немного сбавил ход, подозрительно оглядел сначала Настю, потом меня. - Реальный кабан? Или призрачный? Или мистический знак о том, что где-то в лесу может быть кабан?
- Реальный, - произнесла я, чувствуя унижение. - Большой и черный.
- Ох, Тоня, - он осуждающе покачал головой. - Мне только что Петров про твою историю с кроватью закончил рассказывать, теперь у вас кабан. Вчера был призрак, а позавчера неупокоенный дух. Может, хватит уже? Я и так их еле на улицу заставил выйти. Вы хотите, что ли без дров остаться? Развлекайтесь как-нибудь по-другому.
- Саш, поверь, честное слово. Там совсем рядом с забором. Мы далеко не отходили.
Якушин резко вскинул голову и, щурясь, принялся всматриваться вглубь сада.
- Тогда почему вы калитку не закрыли? Он же и сюда может зайти.
- Ой, - только и смогла произнести Сёмина.
И он, тяжело вздохнув, завел снегоход и поехал закрывать калитку.
В этот момент с крыльца сбежал Марков, легко сбежал, но увидев нас, вспомнил про ногу и пошел гораздо медленнее, слегка прихрамывая. А когда пробирался мимо Герасимова, загораживающего собой весь проход, то нечаянно наступил ему на лыжу, и Герасимов, недолго думая, раздраженно толкнул Маркова в плечо. Так что тот, едва не свалившись и, похоже не очень-то понимая, что делает, пихнул в ответ.
И этого непокорного, вызывающего, в глазах Герасимова, жеста было вполне достаточно, чтобы он тут же схватил Маркова за шиворот, уронил в снег и набросился сверху.
И у них началась странная, вялая возня, потому что из-за лыж Герасимову было очень неудобно бить Маркова.
Я подлетела к ним раньше Петрова, так как тот никак не мог решиться, что ему делать, хвататься за камеру или идти разнимать, и попыталась удержать Герасимова за руки, но поскольку тоже была на снегоступах, то от любого толчка тут же откатывалась назад.
С третьей попытки мне, наконец, удалось обхватить его сзади за правое плечо и хотя бы перестать скользить. Марков жалобно стонал, очков на нем уже не было, и он кое-как закрывался одной рукой, тогда как другая утопала в снегу под коленом противника.
После того, как Герасимов несколько раз наотмашь треснул Маркова по лицу и по животу, Петров до нас всё-таки добрался и принялся сталкивать его, но сам потерял равновесие и завалился вперед, прямо между ними.
Отчего Марков взвыл ещё громче, а Герасимов, не успев вовремя остановиться, смазал своим большущим кулаком Петрову по уху. Затем поняв, что ошибся, попытался стряхнуть меня с плеча. Но к этому моменту Петров уже начал отбиваться сам.
Якушин опередил Настю на какие-то доли секунды, сунувшись в эту нашу кучу малу и пытаясь выдернуть оттуда меня, но в то же мгновение, я ещё даже на ноги не успела подняться, как Сёмина из самых лучших, самых добрых и самых чистых побуждений окатила нас всех ведром ледяной воды.