- Ты, Осеева, что-то конкретное предлагаешь? - сощуренными глазами и, подперев голову, Марков вопрошающе смотрел в мою сторону.
- Ты же у нас самый умный. Вот ты и предлагай, откуда еду брать и деньги, и вообще, что нам теперь делать.
- Главное до весны протянуть, - с серьёзным лицом сказал Амелин. - А там подножный корм пойдет. Грибы, ягоды. Можно будет огород вскопать и картошку выращивать. Тоня, ты умеешь картошку выращивать?
- Иди нафиг.
- Нет, правда, если умеешь, я на тебе женюсь, потому что если есть картошка, то можно даже не уметь готовить.
- Твой тупой юмор уже достал.
- А ты сходи, пожалуйся Якушину, - он вдруг спрыгнул с подоконника, ухватил Настю за руку и резко стянул с сундука, чтобы танцевать дальше. От неожиданности Сёмина громко взвизгнула. Марков засмеялся.
Я ушла, громко хлопнув напоследок дверью.
Всё, что я сказала в запале, не успев даже хорошенько обдумать, было реальным положением дел. Мы сбежали из дома девять дней назад, а складывалось ощущение, что вечность. Да, действительно, в Капищено было относительно спокойно, если не считать все эти странные нереальные вещи с тёмными комнатами, белыми фигурами, бродящими по коридорам, пакетами и привязыванием к кровати.
Но и они принимались всеми, как нечто должное, как необходимое условие проживания здесь. Ведь нельзя приехать в чужой дом, беспрепятственно жить в нем и полагать, что такая жизнь будет протекать совсем без происшествий. А для того, чтобы вернуться в реальность, чтобы зажечь свет в темноте, нужно было проснуться.
Якушин нашелся в беседке. Он сидел на перилах, вытянув ноги вперед, и курил сигару, одну из тех, что мы нашли в библиотеке, потому что сигареты у него кончились ещё пару дней назад. Увидев меня, он как-то беспокойно заерзал, так что чуть было не свалился с перил, точно хотел уйти, но меня это не смутило.
- Что делаешь?
- Ничего.
- Разве ты можешь ничего не делать?
- Как выясняется, могу.
- На тебя не похоже, - я подошла и встала, опершись о столб так, чтобы видеть его лицо.
- Да чего-то надоело всё, - он всё время почему-то избегал смотреть на меня. - В конце концов, живут же люди, не напрягаясь. И мне надоело.
Сигара разгорелась красным огоньком.
Она пахла сладкой вишней. Чужой, густой, незнакомый запах.
- Ты о чем?
- О том, что, может, всё должно идти, как идет. Природа вон, живет себе и живет спокойно, а мы чего-то с ума сходим, дёргаемся без толку.
- Природа, она, между прочим, всегда. Чего ей торопиться и дёргаться?
- А, может, нужно просто ловить момент? Отпустить, и пусть будет, как будет? - он расстегнул молнию на куртке, достал свой кулон и посмотрел на него. - Просто здесь и сейчас.
- Значит, и ты не хочешь уезжать?
- Я ничего не хочу.
- А как же твоя мама?
- Уверен, они прекрасно и без меня справляются. Да и вариантов у нас нет.
- Мы можем поехать в какую-нибудь деревню и попросить помощи.
- Какой такой помощи? - Якушин прищурился от дыма.
- Да любой. Ты сам говорил, что можно попроситься на работу или хотя бы за еду что-то сделать.
- Это я фигню говорил. Сейчас зима. Что в деревнях зимой можно делать? Ты разве не знаешь исконный русский уклад? Только водку пить. Все от безделья дуреют, не только мы. Да сейчас в деревнях уже и людей-то наверняка не осталось.
- А сколько там бензина? Может, до города, какого или поселка доехать получится?
- В баке чуть меньше половины, километров на сорок-пятьдесят, видимо. Но, даже если хватит туда и обратно, а денег не найдем, то вообще не на чем ездить будет. А как раздобыть деньги за одну поездку я без понятия. Единственное, что я могу предложить, так это выехать куда-то подальше, туда, где связь есть, и тупо вызвать полицию.
- Нет, это ужасно, - я вспомнила наши фотографии по телевизору. - Давай ещё что-нибудь придумаем?
- Ну, вот и думай, а я уже устал. С этими раздолбаями даже за дровами нормально не сходишь. Дети Шини, блин. Монстры и демоны. Да это даже не сгущение красок, это просто глум. Вы все, как выпускники детского сада. Совершенно неприспособленные к жизни. Оторванные. Только разговаривающие взрослыми заумными словами, а на самом деле – ничего, кроме своих компов не видевшие.
- Не знаю, что ты там за свои восемнадцать успел увидеть, но если бы не был таким же, то не сидел тут с нами.
- Девятнадцать.
- А то я не в курсе, сколько тебе лет.
- Значит, не в курсе.
- Что, правда? Получается сегодня двадцатое января?
- Так и есть.
- Круто, я тебя поздравляю, - я сделала шаг к нему, но он, со словами «Только никому не говори. Ненавижу этот день», перекинул ноги через перила и прыгнул в сугроб.
В ту же секунду раздался страшный треск и на моих глазах Якушин начал медленно проваливаться под снег.
Я и предположить не могла, что умею так быстро преодолевать барьеры, вот бы наш физкультурник порадовался. Даже через коня я так не летала.
Упала рядом с Якушиным и ухватила двумя руками за куртку на плечах. На какое-то время он перестал сползать вниз. Снег вокруг него быстро осыпался, и моим глазам предстала глубокая и черная дыра, дна которой видно не было, и в которую, Якушин вот-вот мог сорваться. Хорошо, что он сам этого не видел.
Повиснув на локтях, где-то на уровне груди, он рывками подтягивался, но снег под его руками и животом скользил, и он снова и снова плавно съезжал обратно. С каждым следующим разом всё ниже и ниже.
Говорят, в критических ситуациях у людей просыпается сверхсила, и в тот момент я испытала это на себе. Потому что Якушин был уже нормальный взрослый парень, килограмм восемьдесят, наверное, вместе с одеждой, а я, по данным полицейских, «на вид пятнадцать».
Когда же до меня вдруг жаркой головокружительной волной накатило осознание того, что любая следующая попытка может стать последней, я инстинктивно сгруппировалась и дернула его на себя с такой силой, что чуть было не вырвала себе руки, но зато у него получилось вылезти по пояс, а я, потеряв равновесие, упала назад.
Якушин, наконец, выбрался и остался лежать возле той ямы лицом вниз, а я подползла к ней на четвереньках и заглянула внутрь. Пустота и чернота. По краям гладкие каменные выступы. И стены тоже серые, каменные.
- Это колодец, - сказала я ему, словно это должно было успокоить.
В ответ Якушин горестно застонал и нехотя поднялся.
- Что же это я такой неудачник? Почему это всё со мной происходит? Почему постоянно так: либо по морде, либо в колодец?
Он был весь с ног до головы в снегу, даже на лице снег. Пластырь отклеился и потерялся. На носу осталась небольшая ссадина.
- Ерунда. У всех случаются неприятности, - дрожащими руками я помогла ему отряхнуться. - Петров вон кроссовки в сугробе посеял, нас с Марковым гопники поймали, а Герасимову собственный отец в глаз дал.
- Зря ты меня спасала, - с тяжелым вздохом произнес он. – Умереть в свой день рождения довольно эпично.
Если бы это сказал Амелин, я бы пропустила мимо ушей, но слышать подобное от Якушина было более, чем странно.
- Ничего эпичного не вижу. А ещё говоришь, что ты взрослый.
- Ладно, в следующий раз моя очередь спасать. Увидишь призрака – зови, - он весело усмехнулся своим словам о призраке, дружески похлопал меня по плечу, и вскоре окончательно вышел из того уныло-задумчивого состояния, в котором я его нашла.