- Может, правда по полю? - я оглядела тяжеленые сумки с продуктами, которые предстояло тащить ещё столько времени. - В поле пакеты можно будет по снегу за собой тянуть, а на дороге так не получится.
- Не говори ерунды, - довольно резко одернул меня Якушин, - Пусть даже ещё час или два, но зато малой кровью.
- Но с пакетами же тяжело, - попыталась объяснить я ещё раз.
- Тебе-то что? Не ты несешь, а нам так удобнее.
Видимо, он всё ещё был разозлен из-за спора насчет коньяка.
- Я не смогу по полю, - сказала Настя. - У меня сумка такая.
- Эй, Осеева, идем со мной через поле, - вдруг предложил Марков, протирая очки мокрым от снега носовым платком. - Мы их в два счета сделаем.
Его черные кудряшки колечками налипли на лоб, нежные щёки разрумянились, а без очков лицо выглядело неожиданно миловидным и юным. В этот момент от Маркова воодушевляюще веяло ребяческим оживлением и горячей решимостью.
- О, а давайте на спор, - обрадованно подключился Петров, весело щурясь под капюшоном. - Марков с Осеевой через поле, а мы здесь. Кто раньше придет, тому приз.
- Что за приз? - поинтересовалась именно Настя.
- Твой поцелуй, - тут же нашелся Петров.
- Ещё чего, - фыркнула Сёмина, но смутилась.
- Дурак, - пожурил его Марков. - Она с тобой всё равно в одной команде.
- Это не важно, - ответил Петров. - К примеру, если вы выиграете, то Сёмина, как представитель от нашей команды вас целует, а если мы - то ваш представитель. Понятное дело, что не ты, Марков.
- У меня другое предложение, Петров, - сказала я. - Те, кто выиграет, надают хороших пинков, тем, кто проиграет.
- Ага, разбежалась, - зло крикнул уже отошедший на некоторое расстояние, но всё слышавший, Герасимов. - Я в ваши тупые игры не играю.
И мы действительно разделились. Якушин, Герасимов, Петров и Сёмина пошли по дороге, а мы с Марковым поперлись прямиком через поле, как дебилы, которые не ищут лёгких путей. Потому что Амелин пошел с нами просто так, типа "за компанию".
Ветер в поле оказался действительно дичайший. С меня сдувало и капюшон, и шапку, глаза слезились, руки тут же заледенели. Пакеты приходилось волочить прямиком по снегу, но это оказалось совсем не так легко, как мне представлялось до этого. Сугробы были выше пояса, а снег забился не только в обувь, но и в рукава, и в карманы, и даже за шиворот. Минут через пятнадцать тяжких физических мучений я отчетливо поняла, что мы с Марковым - тупые и упрямые бараны, которые ради самоутверждения готовы биться лбами о стену.
А потом я просто легла. Потому что у меня уже болело всё, и никаких сил ни моральных, ни физических не осталось. Легла прямо на снег, даже не провалившись. Голова гудела и полыхала жаром, в висках стучало сердце. Здесь было ещё тише, чем в лесу, и, казалось, что эта тишина так давит, что вот-вот выдавит барабанные перепонки. Было даже слышно, как где-то звенят высоковольтные провода, как прошла очередная электричка, как тяжело дышит ушедший довольно далеко вперед Марков.
- Ну, ты чего? - Амелин, едва держась на ногах, подлез и принялся меня тормошить.
- Нужно отдохнуть.
- Отдохнешь потом.
- Отстань, пожалуйста.
- Пойдем.
- Я просто полежу немного и вас догоню.
- Нет уж, давай вставай. Женщинам вообще нельзя на снегу валяться.
Он кое-как выпрямился, собираясь поднять меня за плечи, но я предупредительно согнула ногу в колене, намекая, что если вздумает это сделать, то я буду лягаться.
- Много ты знаешь. Сказала - отстань.
- Знаю только, что ты можешь замерзнуть и заболеть.
- Заболеть? Вы с Семиной такие нежные создания: ах, можно заболеть, ах, можно умереть. Ну, ладно, она хоть девчонка, а ты?
- А я, не ввязываюсь в то, с чем не в силах справиться.
И эти слова прозвучали с таким неожиданным циничным ехидством, что я, стиснув зубы, моментально вскочила, отряхнулась и, пихнув его со злостью в сугроб, поплелась догонять Маркова.
К деревне мы выбрались с малиновыми лицами, в куртках нараспашку и мокрые насквозь. Вышли и дружно повалились в снег возле дороги. Победа была за нами, но оказалось, что толку в ней никакого, потому что куда дальше идти никто не знал. Мы стали названивать им по телефону, но безрезультатно. К этому времени уже окончательно стемнело, и лишь где-то в глубине деревни, точно белая луна, горел одинокий фонарь. В его призрачном свете зловеще проступали угрюмые очертания покосившихся домов, которые казались пустыми и заброшенными.
После того, как внутренний жар спал, стало жутко холодно. Промокшая изнутри и снаружи одежда очень быстро промораживалась и дубела. Марков попытался заставить нас делать какие-то упражнения, чтобы согреться, но в итоге и сам оказался не способен на это. И, если бы ребята, наконец, не появились, то через каких-то полчаса мы бы наверняка превратились в настоящие сосульки.
В первый момент Марков хотел было высказаться, но когда стало ясно, что Герасимов и Петров еле идут, согнувшись под грудой сумок, а Якушин несет Сёмину на руках, то всё желание возмущаться пропало само собой.
Больше всего я мечтала согреться и куда-нибудь прилечь. Казалось, что главное дойти до дома, а там сразу всё станет хорошо. Но, как выяснилось, внутри было не намного теплее, чем на улице. И пока Якушин ещё минут двадцать возился, растапливая печку сырыми дровами, мы дружно тряслись от холода.
В большой комнате с печью стояли два потертых дивана, возле окна - круглый стол с чересчур белой для местной обстановки скатертью, в углу, на тумбочке с кривыми ножками, малюсенький телевизор. В дальнем углу широкая железная кровать, заваленная целой горой одеял и подушек. Сёмину кое-как погрузили на один из диванов и накрыли одеялом.
- Нам всем срочно нужен чай или кофе, или что угодно, главное как можно быстрее и горячее, - сказала я Якушину, который всё ещё сидя на корточках, подбрасывал полешки в уже ревущую оранжево-красную топку. - Где можно взять воду?
И тут он так странно уставился на меня снизу вверх этими своими красивыми серо-зелеными глазами. Молча и пристально, как будто хочет сказать нечто очень важное, но отчего-то не может, затем всё-таки негромко, но весьма ясно произнес:
- Блин.
- Что?
- Мы не взяли воду.
- И нафига я с вами связался? - Марков с раздражением перерывал свои вываленные на диван вещи и, наконец, выудив из них теплый, темно-бордовый пуловер, растянул обеими руками и принялся разглядывать, точно в первый раз видел. - Можно было сразу догадаться, что всё будет совершенно не организованно.
- Нафига вы ко мне прицепились? - вспыхнул в ответ Якушин, поднимаясь в полный рост. - Не нравится - выметайся. И вообще, если кому-то холодно, жарко, душно, неудобно, если у кого-то есть несовместимые с моей жизнью требования или собственный райдер, тот может катиться на все четыре стороны.
- Слушай, Марков, - Герасимов уже переодевшись в джинсы и черную толстовку с красным логотипом Рамштайна на груди, намертво прилип спиной к печке и грелся. - Ты как-то всё не так понял. Ты - сам по себе, Саша - сам по себе, я сам по себе, все мы сами по себе. Просто сейчас находимся в одной точке геолокации.