— Так что насчет Кристины? — настойчиво сказал Герасимов.
Амелин кивнул на стулья. Я села с краю, Герасимов посередине, а он сам, молча взяв второй крайний стул, обошел и поставил возле меня. Словно специально хотел сесть рядом.
После того бесстыдного, оценивающего разглядывания такая перестановка меня несколько забеспокоила, поэтому я развернула свой стул спинкой вперед и села на него верхом. Кругом полно всяких озабоченных придурков, и я очень порадовалась, что додумалась взять с собой Герасимова.
Но когда Амелин достал из-под дивана ноутбук, принес и опустил его на тот пустой стул, получилось очень глупо, потому что оказалось, что я сижу к ноуту спиной.
— Там просто отсвечивает, — пояснил он.
Так что «придурком» в этой ситуации оказалась я.
— Ты знал, что Кристина собирается сделать? — пока он, сидя на корточках, возился с компьютером, я тихонько вернула свой стул в прежнее положение.
— Конечно, знал. Мы все друг о друге про это знаем.
— Кто это мы? — не понял Герасимов.
Амелин поднял голову и какое-то время смотрел на него, словно подбирая слова:
— Вот, ты любишь дискотеки, дни рождения и прочие праздники?
— Терпеть не могу, — признался Герасимов.
Это было правдой, потому что он всегда сбегал со всех массовых мероприятий, и уж насколько я их недолюбливаю, Герасимов от любой вечеринки шарахался как от огня.
— Ну, а теперь представь, что тебя силой притащили туда, нарядили в колпак, дали в руки дудку и велели всех веселить. Что ты будешь делать?
— Ничего, — фыркнул Герасимов. — Пошлю всех и уйду домой.
— Всё правильно, — кивнул Амелин. — Потому что праздник жизни — это не для всех.
— Ни хрена не понял, — Герасимов вопросительно посмотрел на меня.
— Суицидники, — пояснила я, и он, скорчив пренебрежительную гримасу, с отвращением фыркнул.
— Рад, что у тебя всё хорошо, — Амелин заулыбался такой смущенно-умудренной улыбкой, какая бывает у взрослых, когда они отвечают детям на примитивные вопросы. — Мы познакомились с Кристиной на одном форуме, и только потом выяснилось, что обитаем в одном районе.
— Раз ты её так хорошо знал, то можешь объяснить, что именно её не устраивало? Раньше же она была нормальная, — сказала я.
— Раньше всё было по-другому, — улыбаться Амелин не перестал, и от этого каждое его слово звучало как издевка. — Когда маленькому ребенку больно, он истошно орет, но его учат терпеть боль и не жаловаться. Поэтому повзрослев, он уже кричит молча, беззвучно, внутри себя так, чтоб никто не услышал.
— Но всегда же есть какая-то основная причина, — у меня было стойкое ощущение, что он морочит нам голову.
— А если тебя спросить, почему ты любишь того, кого ты любишь, ты бы смогла назвать всего одну причину?
Мало того, что от каждой его фразы несло чистейшей показухой, я вообще терпеть не могу подобные разговоры. Особенно, если они касаются меня. Понятное дело, что я люблю родителей, потому что они родители. Но для этого не нужна никакая причина. Да и с какой стати я должна обсуждать это с придурком, которого вижу в первый раз в жизни?
— Я никого не люблю.
— Всего одну причину?
В какой-то момент мне даже показалось, что он просто насмехается.
— С первого раза плохо понимаешь?
— Просто хотел объяснить, что не бывает никакой «одной» причины.
Вся эта чушь постепенно начинала меня бесить, Герасимов тоже не скрывал неприязни.
— Ладно, кончай нам мозги полоскать. Плевать на все твои тупые философии. Я только хочу знать, какого хрена мы попали в этот ролик.
— Ну, это не ко мне, — Амелин поднялся. Джинсы у него были потертые, застиранные, уже совсем белесые на коленках, об их первоначальном цвете можно было сказать только по ярким черным полоскам от подворотов в самом низу штанин. — Вы просили рассказать про Кристину. Я думал, вас интересует она.
— Мне интересен только я сам, — в серых глазах Герасимова застыла упрямая непоколебимость. — И меня бесит, что с какого-то перепугу какая-то сумасшедшая решила навесить на меня свои заморочки. По мне, если бы вы всей толпой сиганули с высотки или утопились, нормальным людям дышать стало бы значительно легче.
Амелин изобразил удивление. Именно изобразил, потому что в голосе слышалась ирония.