Выбрать главу

Амелин, сволочь, стоял прямо за моей спиной, будто бы прячась.

По спине поползли мурашки, ладони похолодели, и больше всего я хотела поскорее выбраться из этой жуткой комнаты, но он загораживал проход и не пускал.

— Пожалуйста, — зашептал он хрипло прямо в ухо. — Это очень важно. Особенно теперь. Я уже всё сделал.

Я не видела лица, но знала наверняка, что темнота его глаз в этот момент была ещё глубже и страшнее той, что нас окружала.

— Пожалуйста, — повторил он, горячо дыша в затылок. — Защити меня.

И в эту минуту я не знала, чего боялась больше: того, что двигалось в углу или его самого.

Но тут снова послышались шаги, на этот раз громко и очень отчетливо, шумно раскрылась дверь, и вспыхнул резкий, ослепляющий свет. Я закрылась локтем, Амелин вздрогнул и обернулся. В дверях стоял помятый, взлохмаченный и очень недовольный Якушин.

— Что вы тут делаете?

— Саша, — вполголоса пролепетала я, — тут что-то было, что-то в углу.

— Где? — Якушин развернулся в ту сторону, куда я показывала.

В комнате оказалось довольно уютно, почти как в квартире. Красивые шкафчики, большая двуспальная кровать, тяжелые шторы, за дверью стояли коробки, о которые с таким шумом билась дверь, неподалёку валялся опрокинутый стул.

— Ну, вон там, — я сделала пару шагов и, в том месте, где двигалось это самое страшное нечто, увидела торчащий из-за штор кусок большого настенного зеркала.

Должно быть его убрали туда, чтобы не разбилось. В зеркале действительно отражалось каждое моё движение.

— Зеркало? — удивился Якушин. — Ты испугалась зеркала?

Он как-то невесело усмехнулся и оглядел меня с ног до головы. Босиком, в колготках, и куртке сверху я, должно быть, выглядела очень нелепо.

— Чего вы вообще сюда поперлись? — Якушин поправил штору так, чтобы она полностью прикрыла злосчастное зеркало.

— Просто Амелин услышал что-то. Мы оба слышали. Да?

Я посмотрела на него в поиске подтверждения моих слов, но он стоял, наклонив голову так, что светлые волосы закрывали половину лица, и как будто специально валял дурака. Это было очень подло с его стороны так прикалываться. Не сдержавшись, я ударила его кулаком в плечо.

— Ты чего меня тут пугал? Это смешно? Я тебя спрашиваю, это смешно?

От моего толчка он покачнулся, но голову даже не поднял. Тогда Якушин подошел к нему поближе, убрал с лица волосы и прикоснулся двумя пальцами ко лбу.

— Всё ясно. Пациент готов. За тридцать восемь точно. Температура. Бред и галлюцинации.

Затем он таким же точно образом потрогал и мой лоб, а потом насмешливо улыбнулся:

— А вот у тебя с чего эти галлюцинации, не понятно.

Амелина уложили на ту большую железную кровать, на которой до этого спал Марков, стащив, наконец, с него это дурацкое пальто, которое совершенно точно было ему мало.

Марков, правда, ещё долго ворчал, что ещё только четыре утра, и теперь он уже не уснет, но кровать уступил и пошел искать туалет.

Амелина то трясло от озноба, то бросало в жар, щеки пылали пунцовым румянцем, и он либо начинал нести новый бред и пытался встать, либо отключался на время и успокаивался, что пугало с одинаковой силой.

— Саша, сделай, что-нибудь, — в конце концов, попросила я, когда мы в течение получаса взволнованно наблюдали за этими припадками. — Ты же врач.

— Спасибо за комплимент, — грустно улыбнулся он, — но без лекарств даже дипломированный доктор не может ничего сделать. А таблеток у нас нет. Потому что мы — идиоты.

— Вот если бы был коньяк, — сказал проснувшийся и подключившийся к нашим переживаниям Петров, — то можно было бы народными средствами полечить. У меня мать с тёткой всегда так лечатся.

— Коньяк нужно было пить сразу, как только пришли, чтобы организм прогреть, — сказал Якушин. — А сейчас градус никак нельзя поднимать. Даже чаем.

— Но что-то же можно наверняка сделать? Вас же там учат оказанию первой помощи и всякому такому.

— Ага, — услышав мои слова, Якушин немного повеселел, — а ещё колдовству и магии. Ладно, сейчас приду.

Не одеваясь, он выскочил на улицу и почти сразу вернулся с алюминиевым ведром, доверху наполненным снегом, и скомандовал: