Что я почувствовал? Страх с нотками паники, тоска и боль, снова страх. Она боится всего, и я тоже боюсь всего. Боюсь величественных зданий, широких улиц, полных народу, боюсь себя, незнакомого тана в красных очках, боюсь свою служанку, эту высокую девушку в строгом черном платье, с чепцом и густой челкой, которая смотрит так холодно сквозь очки-половинки.
– Полегчало?
Я ослабил контакт и позволил себе откинуться на сиденье, разбавляя полученный негативный заряд хорошими воспоминаниями. Ответа не требуется, лицо прекрасной незнакомки потеряло ту незримую паутинку отчаяния, которая омрачала правильные черты, и приобрело взамен легкий румянец, сердце не колотилось так отчаянно и неровно, тепло наконец добралось к пальцам. Чувство тревоги не ушло, но утихло, потому что я забрал излишек себе.
– Это поразительно! – воскликнула тани, глядя на меня как на чудотворца.
– Счастлив, что вам лучше.
– Мы дома, хозяин, – сообщила Себастина.
– Добро пожаловать в ваше новое жилище! Не дворец, но мне всегда было здесь уютно.
Мелинда открыла парадную дверь, присела в реверансе, приняла верхнюю одежду.
– Устроить тани в гостевых спальнях. Обеспечь всем, чего тани пожелает.
– Да, мой тан.
– Я прослежу, – добавила Себастина. От ее взгляда бедная девочка едва не упала, ее коленки подкашивались. – И пусть Луи подает обед, хозяин голоден.
– Сию минуту!
Первым делом в кабинет, за рабочий стол. В моей жизни внезапно произошло нечто из ряда вон, но ничто не может отвлекать меня от работы. Камин разожжен, ничего не разбито, не переставлено. Между старинными креслами и каминной решеткой лежит на спине, раскинув лапы, бульдог; серый окрас, примечательное черное пятно вокруг правого глаза, пасть открыта, язык свешивается сбоку.
– Вижу, тебе гораздо лучше, Глэдстоун. Не лежи в такой позе, это вульгарно.
Пес вскочил, подбежал, перебирая короткими кривыми лапами, стал напрашиваться на ласку.
– Ах ты мой бочонок слюнявый! – Трепка по холке была ему так приятна, что пес стал притоптывать по ковру задней лапой. – А теперь оставь меня.
Глэдстоун умчался во двор выслеживать белок, свято веря, что даже зимой удача улыбнется ему в охоте, я же придвинул к себе папки, копии заведенного дела по Моранжакам и принялся пролистывать их заново.
– Хозяин, обед подан.
– Постой…
– Тани ждет.
Я вздохнул, собрал бумаги и захлопнул папку, снова надел очки с красными стеклами. На лице Себастины не дрогнул ни один мускул, но я понимал, что она все подмечает.
– Не хочу заставлять тани тревожиться раньше времени.
– Покровы не вечны, хозяин.
– Кто бы говорил! Вообще, я считаю, что тебе пора изменить прическу.
– Вам не нравятся мои волосы, хозяин?
– Волосы мне нравятся, но пусть они лежат как-нибудь иначе. Пусть все видят, какой у тебя благородный высокий лоб. И острые рудиментарные рога.
Горничную чуть передернуло.
– Вам сообщение, пришло только что вместе с констеблем.
– Должно быть, результаты установленного наблюдения.
Она убрала руку с конвертом за спину, когда я протянул свою.
– Сначала обед, хозяин.
А спорить бесполезно. Порой я не уверен, кто из нас кому должен отдавать приказы.
– Должно быть, сообщают, что нашли указанных людей. Пусть Старкрар и огромен, но поиски угольщика и его семьи не должны стать проблемой для слуг закона, особенно если эти люди не скрываются. Подождет.