Юка растерялась. Этого вопроса она не ждала. Перед глазами тут же возникло усталое лицо Каны, желающей спокойной ночи в полумраке комнаты. Усталое, печальное, насторожённое. За долгие годы её приучили верить в справедливость и идеальность устройства мира. Приучили верить, что всё, что с ней произошло – воля Судьбы, точнее, воля Стены, существующая как аксиома, которую нельзя изменить.
Еми прищурился – его насторожила реакция Юки.
- Не верит, да? – прошептал он.
Юка кивнула.
- Ей многое пришлось вынести. После того, как ты ушёл. Ей пришлось смириться, что ничего изменить нельзя. Она почти научилась жить с этим.
Еми зажмурился, и руки его дрожали, а поджатые губы побелели. Юка подумала, что, наверное, ему очень больно, и ей сразу стало больно тоже.
- Если бы я только знал об этом раньше… – шептал он. – Если бы я только мог всё изменить! Я никогда не женился бы, я искал бы способ вернуться… Я бы… Я бы просто был другим. И она была бы другой. И всё было бы иначе.
Юка накрыла его ладонь своей.
- Тише… Не надо так, Еми.
- Да-да, я знаю! Не буду раскисать! – он вдруг улыбнулся, и Юка подумала, что чем-то Еми похож на неё. – Я буду бороться, чтобы снова увидеть Кей! Я не сдамся теперь ни за что! Мы вместе докажем ей, что всё возможно, правда? Мы поможем ей снова поверить!
А когда волна энтузиазма схлынула, Еми спросил с неизвестно откуда взявшейся робостью:
- А скажи, она красивая?
Юка прыснула:
- Ну, как тебе сказать… С тех пор как ты ушёл, она вся покрылась язвами и отрастила себе горб, а так вполне ничего…
У Еми вытянулось лицо, и Юка захохотала ещё громче:
- Конечно она красивая, идиот! Ты что, поверил?!
- Конечно, не поверил!
- Поверил! У тебя всё на лбу было написано!
- А вот и нет!
- Да!
Остаток вечера они пререкались и смеялись. Серьёзный разговор как будто был забыт. И в какой-то момент Юка ощутила укол вины за свою весёлость. Она понимала умом, что радоваться собственно нечему – Йойки не помнит её, они не общаются, шансов вернуться домой всё меньше, неизвестно, как помочь Еми, а её Кана где-то далеко - одинока и несчастна.
Но почему-то Юка не думала сейчас обо всём этом. Она смеялась, и на сердце было легко. Боль уходила куда-то, истончалась, растворялась в этом домашнем тепле и уюте, в этой комнате, в этом свете ночника и тёплом пледе на коленях, в пустой тарелке с крошками печенья. И что бы там ни было, что бы ни случилось завтра, Юка думала, что пока рядом с ней Еми – ничего плохого не случится. Она справится со всем.
Ей было хорошо. Это было похоже на выздоровление после продолжительной болезни. Боль ушла.
И они смеялись.
*
Тио сидела на стуле, необычайно бледная и тонкая, прямая и хрупкая. Строгий тёмный костюм и тёмные волосы лишь подчёркивали белизну её кожи, а глаза казались совсем огромными и бархатно-синими.
- Не идёт, да? – спросила она.
Йойки покачал головой.
- Нет, очень хорошо. Этот костюм идёт тебе. Не хватает только одного…
- Чего? – испугалась Тио.
- Твоей улыбки, - прошептал Йойки, наклоняясь, чтобы поцеловать её в щёку.
Тио улыбнулась и вмиг преобразилась.
- Я так волнуюсь! – шепнула она. – Как подумаю о выставке, начинаю дрожать, и все мысли путаются…
- Я понимаю. Я тоже очень нервничал тогда. Но всё будет хорошо, не волнуйся. Я позабочусь о том, чтобы твоя первая выставка прошла безупречно.
- Спасибо тебе, Йойки… Спасибо за всё, что ты делаешь для меня. Не понимаю, чем я это заслужила.
- Я делаю это, потому что ты очень дорога мне. Ну и потому, конечно, что ты самая талантливая юная художница в мире!
Тио засмеялась смущённо, и лёгкий румянец украсил её щёки, а плечи расслабились.
Они поговорили ещё немного о деталях предстоящей выставки, о том, сколько ожидается народу и какие картины будут иметь наибольший успех, о торжественном слове Тио. А потом Тио снова сникла, Йойки почувствовал, как напряжена её спина и как крепко она сплела пальцы рук, лежащих на коленях.
- Ну, в чём дело? Тебя беспокоит что-то ещё? – спросил Йойки.
Тио вздохнула.
- Даже не знаю. Просто у меня какое-то странное предчувствие.
- Что значит «странное»?
- Не знаю. Странное, - Тио прикрыла глаза, словно пытаясь сосредоточиться на этом чувстве. – Мне кажется, что-то случится.
- Что-то плохое? – насторожился Йойки.
- Не знаю, - Тио покачала головой. – Знаю только, что это будет связано с… тобой.
Йойки усмехнулся, хотя ему почему-то стало не до смеха:
- Со мной?
- Да. Знаешь, недавно мне приснился странный сон. Шёл снег, и ты стоял у подножия какой-то высокой лестницы. Я кричала тебе, чтобы ты не поднимался, но ты только улыбнулся и помахал рукой. Я звала тебя, но не могла остановить – ты поднимался всё выше и выше, пока не…
- «Пока не» что?
- Не знаю… Я проснулась потом. Но у меня осталось очень странное ощущение. Как будто что-то случится.
- Не волнуйся, ничего не случится, - прошептал Йойки, хотя от рассказа Тио у него побежали по коже мурашки.
- Скажи, Йойки… Ты ведь никуда не исчезнешь? – умоляющие глаза Тио обратились на него.
- Конечно, нет! Куда же я исчезну? Не бойся, Ти, я буду здесь, - прошептал Йойки. В тот момент он был уверен в своих словах, но острое чувство дежа-вю вдруг пронзило его до боли в груди. Как будто Йойки уже говорил всё это. Но говорил не Тио, а кому-то другому.
Стало холодно.
А через какое-то время Тио сказала:
- На днях мне звонил Ким.
- Правда? – Йойки насторожился. – И что он сказал?
- Сказал, что придёт на выставку. Я спросила его, значит ли это, что он хочет помириться с тобой…
- И?
- Ким сказал, что это значит лишь то, что он хочет прийти на мою выставку и поздравить меня.
- Так я и думал, - усмехнулся Йойки. – Скажи, Тио, а как ты относишься к Киму?
Тио вопросительно посмотрела на Йойки, видимо, не совсем понимая, что он имеет в виду. Йойки всё ещё помнил обжигающий взгляд Кима, а его слова звучали у него в ушах. Йойки пытался представить себя на месте Кима – каково это скрывать столько времени свои чувства к кому-то? Каково это играть роль друга, хотя на самом деле тебе хочется чего-то большего, того, чего этот человек не может тебе дать?
И почему-то, задавая себе все эти вопросы, Йойки видел перед глазами не Кима, а Юку. Он не знал, почему.
Беззаботная с виду улыбка Юки была чем-то сродни той напускной весёлости Кима. Йойки вдруг ясно ощутил, что какое-то общее чувство роднило этих двоих. Что-то общее они скрывали, улыбаясь и смеясь.
И подумав так, Йойки понял, что подошёл на шаг ближе к разгадке всего, что мучило его последние годы. Он задумывался о том, что изменилось в его жизни за тот почти год, что он знал Юку. И понимал, что изменилось всё. Изменилось что-то в нём самом. Какие-то ответы на его вечные заветные вопросы стали почти осязаемо ближе, а какие-то отдалились настолько, что Йойки уже забыл, о чём спрашивал.
«Я не могу тебе сказать. Ты сам должен всё вспомнить», - говорила она.
А что будет, если я не вспомню? Что случится тогда?
И тут же к горлу подступало удушье, а руки становились холодными и липкими. И Йойки сразу начинал отчётливо слышать, как тикают часы в его кармане, словно отсчитывая отмеренный срок. Тик-так. Тик-так. Тик-так.
Когда Тио ушла в ванную переодеться, Йойки вышел на балкон и сжал в ладони холодный металл часов. Часы словно спрашивали: «На что ты тратишь своё время, Йойки? Где твоё место? Где ты должен быть?».
Но Йойки не знал, где его место. Этот вопрос всегда оставался без ответа. И только птицы знали. Они с криками хлопали крыльями и прорезали низкое грозовое небо.
*
Это был холодный ветреный день. Над Городом нависли тучи, и в сгущающихся сумерках небо казалось почти чёрным. Люди спешили по своим делам, кутаясь в шарфы, пряча руки в карманах пальто и не глядя друг другу в глаза.