Пребывая в этом состоянии, я вдруг снова слышу приближающиеся шаги.
Многие вздрогнули бы при мысли о том, что, может быть, это приближается в темноте Вера или епископ, и вот сейчас меня обнаружат, и план Тильте, какой бы он там ни был, рухнет. Но я сохраняю спокойствие и не двигаюсь с места, потому что и на сей раз, ещё не увидев человека, понимаю, с кем имею дело.
Хочу воспользоваться возможностью и представить вам Александра Бистера Финкеблода, посланца министерства образования на Финё, поскольку он играет скромную, но важную роль в происходящих событиях, — именно он и приближается сейчас ко мне.
Александр Финкеблод был направлен на Финё министерством на смену прежнему руководителю школы Айнару Тампескельверу. по прозвищу Факир. Айнар был всеми любимым и уважаемым директором, но с точки зрения властей на материке он показал себя с невыгодной стороны, во-первых, возглавив Сепаратистскую партию, которая представлена в муниципальном совете Грено и требует отделения Финё от Дании и превращения острова в независимое государство с собственной внешней политикой и правом самостоятельно распоряжаться полезными ископаемыми, во-вторых, став председателем и первосвященником местного отделения общества «Асатор», которое в полнолуние приносит жертвы древним скандинавским богам на вершине Большой горы. И всё равно многие из нас считают, что Айнар мог бы удержаться на своём месте, если бы он при этом не был тренером лучшей команды футбольного клуба Финё и не считал бы, что для молодых людей до 18 лет чрезвычайно вредно сидеть на заднице более тридцати часов в неделю. Так что когда все преподаватели из тех, кто родился на Финё, поддержали его, мы стали очень много играть в футбол и купаться, ездить на экскурсии на Грохочущие острова и, к великому нашему удовольствию, гораздо меньше бывать в школе, после чего министерство образования и муниципалитет Грено отправили к нам карательную экспедицию.
Торкиль Торласиус и Анафлабия Бордерруд в ней не участвовали, она состояла из Александра Финкеблода и избранных берсерков, но разницы никакой, на мой взгляд.
Хотя Александру Финкеблоду едва исполнилось тридцать, он уже доктор педагогических наук, и у него такое целеустремлённое выражение лица, как будто жизнь — это бег по пересечённой местности, впереди его ждёт длинный и крутой подъём, и он намерен добраться до финиша первым. Никто не знает, что он сделал, чтобы достичь этой своей цели в жизни, но, что бы там он ни делал, это сказалось на его двигательных функциях, потому что при каждом шаге нога его поднимается чуть выше, чем необходимо, в результате он ходит так, как вполне можно было бы ходить, если ты артист цирка, но довольно рискованно, если ты каждый день оказываешься перед двумя сотнями школьников, убеждённых, что с депортацией Айнара Тампескельвера кончился золотой век их детства.
Вот эту самую походку я сейчас и слышу.
Всем известно, что у меня прекрасный слух, так что задолго до того, как Александр Финкеблод оказывается в поле моего зрения, которое в данный момент несколько ограничено, поскольку у меня после краткой беседы с Каем Молестером по-прежнему на голове крышка корзины, я слышу, что с ним его Баронесса — борзая.
Должен признать, что к Александру я отношусь без должного доверия и открытости, с которыми следует относиться к своим учителям. Но когда не знаешь точно, как себя вести, на помощь приходит привитая в семье вежливость, так что я снимаю крышку с головы, кланяюсь, насколько мне позволяет корзина, и говорю:
— Добрый вечер, доктор Финкеблод, добрый вечер. Баронесса.
Когда нашему основному составу изредка случалось проигрывать, Айнар Факир в утешение говорил, что если ты постарался изо всех сил, большего требовать нельзя. Так что и сейчас мне не в чем себя упрекнуть. И всё-таки, как ни старайся, иногда этого оказывается недостаточно, как, например, сейчас. Можно по-разному истолковать взгляд, которым смотрит на меня Александр Финкеблод, но, во всяком случае, ясно одно: он вряд ли захочет меня усыновить, если наши родители не вернутся.
В тот момент, когда он проходит мимо, Тильте трогает меня за плечо.
— Петрус, — шепчет она. — Пора.
Не могу похвастать, что у меня есть права на вождение всех видов транспорта. Но я сдал школьный экзамен на вождение велосипеда и, как почти всем жителям Финё, мне доводилось ездить на тракторе, самодельном автомобильчике, карте, гольфмобиле и повозке, запряжённой лошадьми, и ещё на «мазерати» родителей, так что в «мерседесе» Торкиля Торласиуса мне комфортно — всё равно что у себя дома. И следует признать, что новые кожаные сидения и коробка-автомат — сплошное удовольствие.
Мне, правда, хотелось бы сидеть немножко повыше, чтобы обзор через лобовое стекло был получше — тут Тильте слегка переоценила мои возможности. Но всё и сразу не бывает, и в качестве утешения я повторяю себе мамины слова, что машину водишь, руководствуясь скорее интуицией, чем обзором — да и к тому же мне всё-таки виден кусочек неба и часть забора, окружающего нашу усадьбу.
Ключ торчит в зажигании; я завожу двигатель, медленно проезжаю по улице и поворачиваю за угол.
У меня есть все основания полагать, что путь свободен и Александра Финкеблода уже и след простыл. Велико же моё удивление, когда в поле зрения возникает именно его макушка.
Я успеваю вильнуть в сторону, чтобы они с Баронессой меня не разглядели. Но они, должно быть, всё равно ошарашены, хотя я и еду со скоростью улитки. Как ошпаренные они отпрыгивают с дороги, и в каком-то смысле я рад, что у меня нет времени встретиться со взглядом, которым они меня провожают.
А времени у меня нет. потому что когда я совершаю свой манёвр, то в боковое стекло замечаю Кая Молестера Ландера, который теперь, когда я изменил направление движения, оказался, соответственно, прямо перед машиной. Поэтому мне ничего не остаётся, как от души ему посигналить.
Про «мерседес» сказано много хорошего, а я теперь могу ещё добавить, что его звуковой сигнал вполне может сравниться с противотуманным ревуном парома Финё, да к тому же, отражаясь от заборов вдоль улицы, звук усиливается. Так что когда Кай снова оказывается в поле моего зрения, я успеваю заметить, как он подпрыгивает, в очередной раз демонстрируя силу своего толчка при прыжке.
Тут я останавливаюсь и выхожу из машины.
Ни Кай, ни Баронесса, ни Александр Финкеблод ещё не поднялись на ноги. Возникает одна из тех ситуаций, когда чрезвычайно важно как-то успокоить окружающих, так что я машу всем рукой, чтобы показать, что всё под контролем, а потом направляю брелок в сторону двери и запираю машину, хотя бы и потому, что когда Кай Молестер находится поблизости, самое разумное — запереть всё, что не привинчено намертво, ну и отчасти, чтобы показать, что машина у меня тоже под контролем. После чего я, перемахнув через забор, оказываюсь в нашем саду.
Приземлившись на траву, я отмечаю три обстоятельства, которым с ходу трудно найти какое-нибудь объяснение.
Во-первых, кто-то достал из сарая длинную лестницу и прислонил её к фронтону дома. Сам по себе этот факт не вызывает удивления, ведь цокольный этаж дома так высок, что первый этаж на самом деле низкий второй, а окно комнаты Тильте, до которого доходит лестница, находится на уровне третьего.
Труднее осмыслить то, что по лестнице одновременно взбираются наверх четыре человека. На самом верху, у окна, стоит профессор Торласиус-Дрёберт, чуть ниже — его жена, за ней — епископ Грено Анафлабия Бордерруд, и, наконец, в средней части лестницы карабкается по ступенькам Вера-секретарь.
Это зрелище наводит меня на мысль, что никто из этой четвёрки уже много лет — а может быть, и никогда — не вставал на приставную лестницу, и что поэтому они полагают, что такая лестница — всё равно что обычный лестничный марш в подъезде дома, и по ней одновременно могут ходить вверх-вниз несколько человек.
Третья загадка потруднее. Спрятавшись за высоким рододендроном, прямо передо мной стоят Тильте и Баскер, а рядом с ними притаились полицейский города Финё Бент Метро Польтроп и полицейская собака по кличке Синичка.