Сохранились, однако, знаменитые «чайные домики» в маленьком предгорном селении Уч–Дёре под Дагомысом, куда и прежде возили, и теперь ещё возят «на чаёк» гостей, отдыхающих в Сочи. Чаепитие в Уч–Дёре имеет свой незыблемый ритуал. Сначала гостям предлагают обозреть вид чайных плантаций, разбросанных по окрестным склонам. Прежде во время такого обзора московскому начальству докладывали о видах на урожай в текущем году и прямо тут же, на склоне горы, обещали перевыполнить, как всегда, план. Теперь сопровождающие от фирмы только вздыхают и разводят руками: часть плантаций уже погибла, а те, что ещё остались, давно не дают и половины прежних сборов чайного листа. Прежде начальство качало довольно головами, теперь отводит глаза и тоже вздыхает, мол, сами знаете, не до чая нам сейчас.
Потом по тропинке гуськом идут к двухэтажному домику, похожему на терем. Говорят, его построила когда‑то семья гуцулов – отец и два сына, орудуя только топорами. В тереме уже накрыт длинный деревянный стол, и девушки в русских сарафанах и кокошниках начинают носиться, как угорелые, подавая в большом количестве закуски и напитки, отнюдь не в чайниках. Упадок чайного производства никаким образом не сказался на обилии застолья, которое неизменно заканчивается чаепитием из огромного старинного самовара. К чаю подаются разнообразные варенья, мёд в сотах и пироги с сыром, называемые по–кавказски хачапури. И уже на выходе довольным и вспотевшим от чая гостям преподносят фирменные пакеты с набором «Краснодарского чая», уже почти забытого на просторах необъятной Родины.
Чаепитием в Уч–Дёре неизменно руководит лично генеральный директор фирмы «Краснодарский чай» Анатолий Алексеевич Масленников (тот самый), между прочим, агроном по образованию и знаток субтропического земледелия. Едва ли он не один–единственный из бывших сочинских партийцев, кто и сегодня при деле. С некоторых пор все зовут его Дедом, признавая, значит, за аксакала.
— Анатолий Алексеевич, а расскажи‑ка ты про этого, как его… ну с которым вы к узбекам‑то завалились…
— А… — отзывается Масленников. – Было такое дело…
«Челюскинцы»
— Звонит мне как‑то один наш краевой руководитель, мы с ним вместе Кубанский сельхозинститут заканчивали. Я, говорит, тут по соседству отдыхаю, в Гагре, но что‑то мне скучно, выпить даже не с кем, приезжай. Ну, я в машину и — к нему, тут езды‑то полчаса, границы с Абхазией ещё не было тогда, проезд свободный. Приезжаю, он в санатории имени ХУ11 партсъезда разместился. Пошли мы с ним гулять, в одном местечке посидели на свежем воздухе, в другом… А в Абхазии ведь как? Всюду вином торгуют прямо на улице, зазывают: «Подходи, дорогой, попробуй!». Ну, мы с ним напробовались как следует. Возвращаемся поздно уже в санаторий, он просит: ты только меня до моего номера доведи, а то я уже плохо помню, куда идти. Заходим в санаторий, света нигде нет, ну, мы почти что на ощупь движемся, вроде вестибюль прошли, вроде по какой‑то лестнице поднялись, потом вроде куда‑то, наоборот спустились, вдруг дверь, я её чуть толкнул – открылась, заходим, он за мной идёт, полагает, что я знаю, куда идти, а я и сам первый раз там, да и выпил тоже. Ну, зашли, я по стене рукой пошарил, нащупал выключатель, раз – свет зажёгся. Смотрим: зал, ряды стульев, народ сидит, в основном в тюбетейках, вроде как узбеки. То ли они там кино смотрели, то ли концерт, я так и не понял. Свет загорелся, все тюбетейки разом к нам повернулись, смотрят молча.
Товарищ мой пятиться начал и куда‑то пропал, а мне неудобно стало перед ними, ну, я и говорю:
— Здравствуйте, товарищи узбеки!
Они заулыбались и нестройно так загудели: салям алейкум …
— Как, — говорю, — отдыхается? Как кормят? Жалобы на обслуживание есть?
Они ещё больше разулыбались и головами мотают: нет, мол, жалоб, все хорошо!
— Ну, продолжайте, — говорю, — отдыхать.
Свет обратно выключил и – в дверь. А узбеки там остались сидеть, в темноте. Чего они там сидели, мы так и не поняли. Это вообще не наш санаторий оказался. Нам надо было в «ХХУ11 партсъезда», а мы к «Челюскинцам» забрели.