— Давайте начистоту, — сказал он хозяину. — Для чего я вам нужен?
— Вы — мне? Думаю, это я вам нужен. Что до меня — я просто хочу помочь. Вы мне интересны. Я знаю о вас, наверное, больше, чем любой другой в Медиолане. Полагаю, вы не слишком о ней распространялись? О вашей связи, то есть? Я бы не советовал…
Флавий хотел ответить, но Ларций поднял руку, давая понять, что не закончил.
— Я говорил с младшей племянницей Ансельма. Она так изменилась за последние пару лет! Знаете, разница колоссальная. А вот вы… Я не имел удовольствия видеть вас до обряда кор нексум, но думаю, что большого вреда он вам не принес. Вы ни в чем не кажетесь ущербным.
— Благодарю, — сказал Флавий, облизывая губы. Во рту пересохло, голова кружилась — не подлили ли чего-нибудь в вино?
Ларций поглядывал на него как коллекционер, изучающий не слишком редкий экземпляр… чего? Что для него Флавий? На вопросительный взгляд он ответил учтивой полуулыбкой и продолжил говорить — спокойно, словно читал лекцию.
— Сейчас, увы, ваш нексум — отвал породы. Понятно, почему Моларис держит ее в черном теле. А прелестную Ренату устроили под крылышко к префекту. Да… Так вот и пропадают старые роды. Впрочем, мы же не о них, а о тебе.
Флавий внутренне дернулся от перемены обращения и тона, ставшего вдруг вкрадчиво-интимным. Выглядело это так, как если бы император издалека обращался к нему с распоряжениями — и вдруг подскочил вплотную и обнял.
— Связаться вот так — это было смело, — говорил Ларций, сочувственно улыбаясь. — Я хочу, чтобы из твоей битвы с жизнью вышло что-то путное. Поэтому я тебе помогу — если, конечно, ты сам захочешь себе помочь. Мои люди убедят префекта в том, что ты достоин заниматься собственным делом. Но лучше, если основной запрос пойдет через Ренату. Если ее не устраивает, что ты в рабстве у Сегестуса, пусть она попросит за тебя — как за нексума брата.
— Рената просила обо мне, — ответил Флавий.
— И получила отказ? Ну, это естественно. Пусть попросит еще. А я ее поддержу — в память об Ансельме. А потом я предлагаю вот что: мы заводим маленькую клинику. Где-нибудь в хорошем месте. Скажем, у Кристальных садов? Ее могли бы частично курировать чиновники — если уж ты нуждаешься в надзоре. С обустройством я помогу, обеспечу пациентами на первых порах, а твоя Рената пусть позаботится о документах.
Флавий набрался храбрости и спросил:
— Если я откажусь, то, полагаю, вы расскажете всем, каким образом я провел обряд?
— Ты не откажешься. Просто потому что другого шанса освободиться от кабалы у тебя не будет. По рассказам я составил о тебе определенное представление. Если ты такой человек, как я думаю, — ты согласишься. Если ты откажешься — значит, я ошибся. — Ларций улыбнулся — учтиво и холодно, но в том, как он наклонился вперед, во взгляде, брошенном на Флавия, проскользнуло какое-то недостойное ситуации нетерпение.
«Да у него нервы шалят!» — подумал Флавий. Вот, должно быть, почему Ларций настораживал его с самого начала. Травки бы ему попить. Интересно, кто его врач?
— Вы не ошиблись, — сказал Флавий. — Но прежде я хочу знать, как же я, по-вашему, связался во второй раз? Что вам обо мне наговорили — и кто?
— А об этом мы непременно еще побеседуем. Заходи ко мне — скажем, через неделю. Сейчас у меня дела.
Флавий вышел за калитку весь перевернутый. Пока шел по богатым кварталам, ни о чем не думал, очнулся только у садика Вигилис. Здесь он и принял решение. В этом мире всё зависит от таких, как Ларций. Если он предлагает Флавию переселиться из зловонной клоаки к Кристальным садам — о чем здесь еще раздумывать? Боги, да только за то, чтобы дышать чистым воздухом, отдашь всё на свете! Конечно, Ларций мутноват, но идеальных покровителей не бывает. Да и потом деваться всё равно некуда — разве что бежать из Медиолана.
Глава 50
— Собственная клиника? — переспросил Сегестус, выслушав Флавия. — Нашлись те, кто может всё это для тебя организовать? Что ж, препятствовать не буду. Даже не скажу, что рад от тебя избавиться.
Флавий поблагодарил и отправился к Ренате.
Она жила в съемной квартире недалеко от дома префекта. Имущество дезертира Ансельма отошло императору. Все знали: если бы Ансельм вернулся из Скогара живым, император простил бы ему отлучку, чтобы не восстанавливать против себя легионы. Но Ансельм погиб, и с племянницами его было разобраться легче, тем более что они и не помышляли о борьбе.
Ренату и Уирку устроили совсем неплохо, к тому же наследство родителей сохранили за ними. Однако все понимали, что по-настоящему выдвинуться племянницам Ансельма не дадут. Ни у кого из влиятельных людей империи не было резона брать их под покровительство. Кто же станет продвигать чужую родню вместо своей?
Рената была не последним человеком при префекте и успела уже приобрести в Медиолане некоторое влияние. Как и Сегестус, она поручилась за Флавия перед городом, отвечала за его поведение, и от ее расположения зависели его свобода и жизнь. Он приходил к ней вечерами, после службы, раза три-четыре в месяц, иногда с разрешения Сегестуса оставался на ночь.
Сейчас Рената кинулась к Флавию с порога, обняла и поцеловала в щеку:
— Я вчера заходила за тобой — а тебя нет. Куда пропал?
— Гулял.
Флавий с неудовольствием отстранился: шагу невозможно ступить без контроля.
Она смутилась:
— Я только хотела пригласить тебя на праздник.
«Что вчера был за праздник?» — соображал Флавий, глядя на ее красивые смуглые руки, обнаженные по плечи. Рената была в домашнем платье — видно, готовилась ко сну. Она посвежела на чиновничьей должности. Намеренно вытравляла из себя «солдафонство», избавлялась от всего, что напоминало бы о войне. Осталась девушка: тонкий стан, кокетливые плавные жесты. Только иногда в особой стремительности движений и прямом взгляде всё еще чувствовался воин.
— С тобой куда угодно! — сказал Флавий, так и не вспомнив, какой из бесчисленных праздников вчера отмечали в Медиолане. — Но если бы ты знала, как я устал!
— Бедняга! — рассмеялась она. — Теперь ты знаешь, что такое Сегестус.
Флавий давно заметил, что его настроения Ренату не волнуют. Что ей до его раздражения? На редкость нечуткое существо. Он вздохнул:
— Ты никогда не была у Сегестуса в плену. Сначала он сказал, что лучше бы меня не было — совсем. Теперь признает, что я полезен. Я рад. Но эта постоянная необходимость держать себя не то что в руках — в кандалах, боязнь совершить ошибку, потому что ошибки мне не простят, — как же я устал от всего этого! Мне нужен покой — а меня все время дергают. Того и гляди случится новый срыв, и тогда мне с чистой совестью скажут: «Мы знали, что ты таков. Что ж, хватит притворяться нормальным, тебе не место среди людей».
— По-моему, ты преувеличиваешь, — сказала Рената, и Флавий с удовольствием расслышал в ее голосе тревогу. — Вовсе не всё так ужасно. Настоящему узнику вряд ли простили бы то, что прощают тебе. Вечно ты пропадаешь вечерами — страшно даже представить где.
Флавий взмахнул руками — прямо перед ее лицом, прекрасно понимая, что может напугать. Ему хотелось, чтобы она реагировала живее. Пусть боится — если не за него, то хотя бы его. Пусть сердится, если не может по-настоящему пожалеть.
— Мне нужны связи, Рената. Я не хочу зависеть только от тебя и Сегестуса. Не хочу, чтобы меня считали твоим прилипалой! Все ведь и так говорят: Флавий? Ах, это постоянный любовник нашей дорогой Ренаты! Гиря на ее ножке!
К его досаде она не показала никакого испуга. Отстранилась и сказала сухо:
— Я не уверена, что, поставив тебя на ноги, стану в пересудах «Ренатой, постоянной любовницей Флавия».
Он зашипел, но, обуздав себя, улыбнулся примирительно и пустил голос течь медом:
— Слушай, я ведь не настолько неблагодарен, чтобы оставить тебя, пока мы находим удовольствие в обществе друг друга. Знаешь, что мне нравится в общении с тобой? Свобода. Доверие. Я ничем не связан и ничем тебя не держу. Ты не делаешь из благодарности захваты и веревки. Ты не просто красавица, ты еще и умница, Рената.