— Но ты сам красив, — удивился Флавий. — Что бы ты с собой ни делал, ты остаешься красивым.
— Да! — Фонтиналис решительно рассек воздух холеной рукой. — Я сам, увы, красив, и не могу от этого избавиться.
— Ладно тебе, — засмеялась Вигилис. — Не устал носиться с этой идеей? Я уже говорила, что думаю о любителях уродств.
— Не уродств! — Фонтиналис в волнении вскочил на ноги. — Как ты не понимаешь? Броское уродство сродни красоте. Оно так же крикливо и самонадеянно, так же беспардонно приковывает внимание, отвлекает, мешает… Я говорю о чем-то непримечательном. Скромном, сером, стертом.
Флавий слушал и наблюдал, как из глубин души поднимается что-то опасное. Шепчет: «Свернуть бы шею этому дурню! Смотри, какая тонкая у него шея, какая удобная…» Но он только сказал:
— Вот это речи! Сразу узнаешь бездельника. Ты поработай в кварталах при текстильных мастерских хотя бы месяц. Полюбуйся на пациентов, походи по улицам. Нет, мне надоело безобразие. И некрасивость надоела. Больше я ее в свою жизнь не допущу.
Фонтиналис налил еще вина в кубок Вигилис и солнечно улыбнулся:
— Так давай за это и хлебнем! За то, чтобы впредь тебя тошнило бы только от избытка красоты и приятности.
— О-о, можешь быть спокоен, красотой я долго еще не смогу пресытиться! — Флавий завел руку с кубком за плечи Вигилис и шепнул ей на ухо: — А пить я буду тебя.
И поцеловал ее, и не прерывал поцелуя, пока Фонтиналис пил вино.
Цветной платок Вигилис как-то сам собой сполз к локтям, обнажив ее полные белые плечи. Флавий коснулся губами нежной впадинки над ключицами:
— Подождем. Сейчас должны прийти еще гости.
— Покровительница? — улыбнулась она. — Которую нужно отвадить?
— Нет, эта уже самоотвадилась. Осталась бывшая — нексум. Ее достаточно игнорировать.
Ролло так и не ответил на вызовы, но теперь это было не нужно: Флавий был уверен в том, что нексум стоит за дверью. Улыбаясь на инерции беседы, он обернулся — под потрясенный шепот Вигилис: «Бывшая?»
Уирка застыла на входе, лупая гляделками и очевидно не решаясь войти. Флавий машинально поднял руку с кубком к лицу, но пить не стал — ему хотелось загородиться. Ему нужно было время, чтобы прийти в себя: очень уж странным вышло ожидаемое, в общем-то, появление. Казалось, он знал о блудной возлюбленной всё: что делает, о чем говорит с приятелями, чем заняты мозг и сердце. О том, как она теперь выглядит, Флавий не думал — и, похоже, зря. Уирка полностью утратила детскую округлость и теперь вся состояла из углов. Она стала массивнее, выше, раздалась в плечах. Лицо изменилось больше всего: вытянулось, потемнело. Пепельно-серые губы были сжаты в тонкую полоску с выражением упрямым и — вот новость — унылым. Скулы торчали под щелками глаз как рукояти ножей. Раньше Флавия развлекало, как Уирка чуть что таращит глаза. Что за новая манера — суживать?
Флавий часто представлял себе, как будет ее брать: без затей, без предварительных ласк, подминая и притискивая. Похоти между ними накопилось уже столько, что никакие изыски не нужны. Но эта кобылица, которая сейчас ввалился в гостиную… Эта сама кого хочешь возьмет. Каждый раз, лаская любовницу, Флавий мысленно приглашал Уирку третьей. Иногда ему казалось, что та откликается. Но Флавий не задумывался о том, какой опыт получает Уирка от подобных экспериментов. Он думал о строптивой возлюбленной как о крепости, но, оказывается, понятия не имел о том, что в крепости тем временем умирали от недостатка пищи, что там свирепствовала чума. Ведь никто не сказал ему, что дела так плохи… Нет, красивой Уирка никогда не была, ее внешность как будто специально была рассчитана на то, чтобы вызывать у врага впечатление безопасности и беззащитной невинности. Флавий сам на это не раз велся. Но сейчас она стала подчеркнуто, вызывающе некрасивой. Оправившись от шока, Флавий заметил и другое: Уирка как будто полностью потеряла зрение, вертела башкой, оглядывая светлую полную народа комнату невидящим взглядом. Пришлось подать голос:
— Что с глазами?
— Н-не знаю. Что-то не так?
— Ты сейчас навернешься через порог. Входи. Где… сопровождающие?
Уирка покосилась назад, приподняла и опустила плечи.
— Я спрашиваю — где Ролло? — Флавий почувствовал, что выходит из себя. Гости начали отвлекаться от междусобойных бесед, всё больше заинтересованных взглядов направлялось на них с нексумом, и от этого почему-то становилось не по себе.
— Кто же его знает…
Собутыльники Флавия почувствовали, должно быть, его замешательство, и поспешили на помощь. Фонтиналис прошел к буфету и вернулся с чистым кубком. Уирка наткнулась на нее и закрутила башкой. Потом, видимо, что-то сообразила и с диковатой галантностью взяла его под руку. Фонтиналис поднял на нее глаза и томно спросил:
— Вы правда нексум нашего Золотца?
— Золотца?.. Флавия? Я с-скорее д-дочь… — Уирка осторожно коснулась его губ кончиками пальцев. — А вы — развлечение Золотца? Мне кажется, я с вами была. Вина!
Фонтиналис послушно наполнил кубок и передал Уирке. Флавий рванулся к ней: вино надо забрать, непременно забрать. Ролло и так, похоже, влил в нее слишком много.
Но Флавий не успел. Уирка одним глотком выхлебала вино и перебросила кубок Вигилис. Не сводя с Флавия нагло прищуренных глаз, картинно развела руки, после чего утвердила их на шее Фонтиналиса. По гостиной прокатился восторженно-недоумевающий шепоток.
— Прекрати! — сказал Флавий.
— П-почему? — Уирка прижала к себе затрепетавшего Фонтиналиса. — Т-ты меня пригласил, верно? Так угощай.
Фонтиналис нервно улыбнулся и положил руки на крепкую талию Уирки. Флавий, чувствуя, что сейчас кого-нибудь убьет, крикнул ему:
— Не смей! Не видишь — она под дурью?
Уирка действительно почти висела на Фонтиналисе. От нее садило жаром, как от печи. Глаза лихорадочно блестели, губы заметно дрожали. Сколько же в нее влил Ролло? И почему сам не явился?
— Тебе сейчас не вино пить, а поспать.
Уирка, не слушая, погладила Фонтиналиса по плечу, дотронулась до его остренького подбородка:
— Точно, я с вами была. Знаю, как сделать, чтобы вам было хорошо.
— Вы обжигаете, — сказал он. — Вам… Давайте, помогу.
И потянулся поцеловать.
Флавий взвизгнул и растащил их — с трудом, как два намагниченных куска железа. Все шло наперекосяк. Меньше всего он ожидал от Уирки, что та станет хватать проститута, а от себя — что станет к проституту ревновать. По плану предполагалось вывести дурищу из себя равнодушием и насмешками, но, похоже, сам Флавий сейчас не выдержит и начнет буянить. Почему Ролло дал Уирке такую дозу? Настолько сильно ненавидел? Или хотел подсунуть отравленную в дом, чтобы прикончить обоих? Отомстить Флавию за сестру? Уирка, отцепленная от Фонтиналиса, покачнулась и едва не упала. Пришлось прижать ее к себе.
— Зачем ты столько выпила? — спросил Флавий, морщась. — Зачем вообще пила?
— Ре… решила, что нехорошо… отказываться от приглашения. Стимулятор… как-то это с твоей стороны… примитивно…
Оба они одновременно поморщились, потом усмехнулись. Флавий сказал осуждающе:
— Значит, знала. И пила. Балда.
Уирка кивнула, улыбнулась как-то совсем уж невменяемо и обвисла в его руках. Загорелое до черноты лицо стало стремительно сереть. Флавий выпустил ее из рук, и она соскользнула на пол под визг Вигилис.