Сначала, наверное, гость почувствовал бы, как на грани слуха забил, заговорил маленький деревянный барабан. И не сразу понял бы, что это: может, биение его собственного сердца? Когда ритм окрепнет, оформится в четкий рисунок и захватит слушателя, к барабану присоединится флейта. И выбегут девушки — стройные, легконогие. Движения их будут соблазнять радостью, будить восторг, а не похоть. И только потом, когда душа гостя откроется…
Что они делают, хулиганки?
Девицы перестали колыхать телесами и стаскивали друг с друга остатки одежд. При этом они увлеченно наглаживали одна другую. И вот сейчас Флавия наконец проняло — да так, что захватило дух и в глазах потемнело. В девицах вдруг появилось то же, что и в вине, и в веселом воздухе.
У Квинтуса пылали щеки, а кудри стояли дыбом.
Уирка подняла взгляд от кубка, но смотрела не на девиц, а на Ларция, и взгляд ее больше не казался сонным.
А Ларций, похоже, был возбужден не меньше Квинтуса, но так, словно наблюдал за лошадиными бегами. Он отчетливо побледнел, у него снова припухли веки и губы, а на щеках выступили красные пятна. И снова Флавий как будто прикоснулся к связи, установившейся между его нексумом и патроном. Он чувствовал ее очень ясно. Такая связь появляется между заговорщиками или любовниками.
«Уирка, я тебя придушу!» — подумал Флавий, но она на его душевные возмущения никак не отреагировала.
Девицы, оставив цветные тряпки на плитах у бассейна, подсели к столу. Одна, самая пышная, рыженькая, втиснулась в кресло бок о бок с Квинтусом, вполоборота к Ларцию, так близко, что он мог бы пощупать рукой ее гладкий белый бок. Ларций скривился, но возражать не стал.
Две другие девицы сели на колени к соседям Уирки.
— А как же госпожа Уирка? — спросил Квинтус, обнимая свое сокровище вежливо, но с удовольствием.
— А госпоже Уирке девицы ни к чему, — ответил Ларций, и Флавия кольнуло искреннее презрение в голосе патрона. — Она по части мужчин, но танцовщика наш хозяин не пригласил.
Уирка недовольно шевельнулась на своем ложе. Из-под ее локтя выскользнула подушка и шлепнулась к босым ножкам одной из девиц. Девица поджала ножки, а ее кавалер поднял подушку и пристроил в изголовье Уирки с видом невозмутимым и почтительным.
— Разве что убивать, — сказала Уирка, глядя на Ларция без улыбки. И пояснила удивленному Квинтусу: — Мужчин меня учили убивать.
Флавий замер, ожидая ответа Ларция, да и остальные притихли. Но Ларций сидел, запрокинув голову и щуря нежно-голубые припухшие глаза на просвеченное солнцем полотно тента, как будто не заметил вызова.
Квинтус с растерянной улыбкой переводил взгляд с одного высокородного сотрапезника на другого. Пауза затягивалась. Тогда Квинтус, видимо, чтобы разрядить обстановку, сказал Уирке:
— О! Да. Хотел бы я тоже стать воином.
Уирка не оценила его попытки.
— Ну, вряд ли хотели, — процедила она через губу. — Потому что кто бы вам помешал?
Квинтус вспыхнул, порывисто обнял свою девицу и зарылся носом в ее волосы.
Флавий от души пожелал ему оказаться где-нибудь в другой месте. Он не понимал, зачем всё это молодому человеку. И еще Флавий не понимал, почему Уирка, его Уирка, ведет себя так, как будто всё здесь купила? И почему ей это позволяют? Да, смешливый маленький доктор говорил о наркотике, каким-то образом временно сонастраивающем души… Похоже, все здесь держат Флавия за дурака.
— Что, господин жрец? Всё готово? — спросил Ларций у Флавия.
Квинтус вскинулся. В его темных глазах, обращенных на Флавия поверх головы девицы, плескалась паника.
— Не волнуйтесь так, — сказал Флавий. — Главное, чтобы вы были готовы.
— Я немного… Хм… А обязательно сочетаться этим браком у всех на виду? Ну, то есть это очень почетно и вообще… Но от такого почета одна неловкость. Это же ноблесса, и… при всех!
— Послушайте, вы теперь совсем другой человек, — вмешался Ларций, и в голосе его впервые прорезалось раздражение. — Вы изменились, переродились в другом облике. Привыкайте. Да и, по-моему, с девицами вы довольно смелы.
— Да, но как же… Это же ноблесса!
Флавий снова удивился: откуда же Ларций выкопал это чудо? Квинтуса как будто сделали нобилем вчера. Ну, то есть, незадолго до метаморфоза. Взрослый посвященный так о посвященных не говорит.
— Хорошо, — согласился Флавий. — Давайте подождем.
Но Ларций отрезал:
— Не все могут ждать, господин жрец!
Флавию почудилось, что еще чуть-чуть, и голос его сорвется на визг. Флавий не понимал, от чего Ларций так взволнован. Чего он хочет — наблюдать за сиянием? Может, даже участвовать? Неужели не понимает — подопытный не готов! Нужно подождать, когда хмель и похоть вытеснят в этом крепком молодом зверьке страх перед неведомым.
Квинтус поспешно, залпом, осушил еще один кубок. Руки у него тряслись.
Ларций кивнул одному из слуг:
— Передай своему хозяину, что пора начинать обряд.
Слуга ушел в дом, и Флавий напрягся. Сейчас доктор даст Резвушке средство, вызывающее боль, и времени у них у всех будет в обрез.
— Почему такая спешка? — спросил он у Ларция.
Ларций окинул его гневным взглядом — мол, что тут можно не понимать? Но потом приподнялся на лежанке, чтобы быть поближе к Флавию, и вполголоса объяснил:
— Себя мне тоже приходится настраивать. Сейчас я готов наблюдать за экспериментом, поэтому пора начинать.
Флавий не знал, что думать. Патрон напоминал слабых в половом отношении любовников, которые требуют, чтобы все подстраивались под их слабость и редкие, капризные приливы сил.
Остальные продолжали обедать как ни в чем ни бывало.
Квинтус млел пол ласками рыжей плясуньи и месил ее тело, как пирожница — тесто.
Один из соседей Уирки кормил свою девицу, блондинку, черешней — брал из чаши на подлокотнике по ягодке и вкладывал ей в рот. Блондинка прихватила губами и ягодку, и пальцы.
Уирка наблюдала за ними, посмеиваясь.
Блондинка выплюнула косточку своему кавалеру на ладонь, потянулась к Уирке, и та охотно поцеловала ее в губы. Флавий видел только затылок блондинки со светлыми локонами, в которые вцепилась крепкая загорелая пятерня его нексума, но вполне почувствовал этот мокрый, горячий, пахнущий черешневым соком поцелуй. Ох, Уирка!
А Ларций пил сок с брезгливым выражением лица.
Вот сейчас ей должны сделать укол, — думал Флавий. Боль будет нарастать, и доверчивость уступит место испугу.
Флавий настолько ярко это представил, что его собственное тело стало наливаться самой настоящей болью. Уирка вздрогнула, и блондинка, решив, видимо, что это она что-то сделала не так, посмотрела на нее виновато. Уирка рассмеялась и взяла черешину. На Флавия она по-прежнему не обращала внимания.
— Довольно! — вырвалось у Флавия. Теперь он готов был силой тащить Квинтуса в комнату, где мучилась Резвушка. — Квинтус, очнитесь!
Квинтус откликнулся не сразу и сказал не то, чего от него ждали:
— Простите. Можно вас покинуть ненадолго?
Голос у него был совсем пьяный.
Ларций махнул рукой и рассмеялся. Ткнул рыженькую пальцем в бок:
— Пошла вон!
Рыженькая вырвалась из объятий Квинтуса и убежала, а Ларций сказал растерянному и обиженному юноше:
— Вы же не для танцовщиц сюда пришли. Вас ждет госпожа для обряда кор нексум. Молодая прекрасная госпожа. Соберитесь же. — И велел слугам: — Отведите гостя к доктору.
Слуги подхватили Квинтуса под руки и со всем почтением, но неумолимо вытащили из-за стола.
Уирка встала с лежанки.
— Перемещаемся? — спросила она так, будто речь шла о чем-то приятном, в чем Квинтусу стоило составить компанию.
Флавию захотелось отвесить ей подзатыльник.
Ларций кивнул, но не Уирке, а ее соседям. Те вскочили на ноги, да так, что девицы чуть не кубарем скатились у них с колен. Ларций отдал девицам короткое распоряжение, они подхватили одежки и упорхнули в одну из боковых дверей.
Молодые люди встали по бокам Уирки, и Флавий только сейчас понял, что они при ней — конвой, санитары при помешанной. Уирка не удивлялась, не пытался сопротивляться. Флавий знал его манеру — не дергаться впустую, выжидать удобного случая — и не был обманут такой покорностью. Но он также понимал, что Уирка сейчас и правда не слишком хорошо владеет собой.