Флавий боялся, что из-за непогоды охоту отменят, но снегопад закончился так же внезапно, как и начался. Из ворот усадьбы в поля повалила пестрая толпа.
Флавий нашел Кьяртана и Геста и предложил соревноваться: кто набьет к вечеру больше дичи. Кьяртан согласился со своей обычной добродушной улыбкой — он не сомневался в победе. Гест просто кивнул и побежал в лес, и Флавий, чуть подождав, отправился за ним. Он не упускал Геста из виду, но на глаза старался не попадаться. Такая игра его порядком вымотала: Гест носился по лесу как спущенный с поводка щенок и тратил стрелы с беспечностью избалованного богача. Он добыл несколько куропаток, еще больше упустил и, кажется, был вполне доволен собой. Флавий же в своей охоте на дичь внимания не обращал. Убедившись, что Гест растерял все стрелы, он вышел ему навстречу:
— О, вот и ты!
Гест остановился, словно наткнулся на стену.
— Я завалил лося, — продолжал Флавий. — Тут недалеко, в овраге. Идем разделаем его. Добыча пополам.
— Это твоя добыча, — сказал Гест. — Повезло. У меня — вот, — он дотронулся до связки куропаток у пояса.
— А что мне делать с этой добычей? Один всё равно не унесу.
Гест ощупал Флавия беспокойным взглядом, отыскивая, за что бы зацепиться. Вздохнул — глубоко, словно набирал воздуха перед прыжком.
— Идем.
Они шли след в след, Флавий впереди. Снова повалил снег. Огромные хлопья падали с серого неба, и в нем прояснялась синева.
— Мы так и не выяснили, кто лучше бегает, — сказал Флавий.
— А нужно выяснять? — откликнулся Гест. — Конечно, я.
— Это еще неизвестно. — Флавий старался говорить как можно бодрее.
— Так проверим. Мы пока не уезжаем. Да и ты тоже, верно? — В голосе Геста слышались и напряжение, и улыбка.
Они вышли на просторную поляну, отгороженную от лесной чащи оврагом и густым кустарником. Флавий широко обвел поляну рукой, так, что нельзя было понять, где он лежит, тот лось. Гест встал рядом.
— А знаешь, я ведь подозревал тебя, — сказал Флавий. — Думал, ты меня ловишь. Помнишь, вы с колдуном боролись под водой, а потом у тебя кровило ухо? Я решил, что колдун сорвал и утопил Ансельмову сережку, твой переговорный амулет. Поэтому ты не смог вызвать подкрепление и бежал. Впрочем, это, конечно, глупость. Мне всюду чудятся шпионы. Но на твоих руках не осталось и следа от ожогов. И ухо было целое уже через девять дней.
Флавий опустил руку на рукоять меча. У Геста только нож на поясе, втрое короче, и бесполезный без стрел охотничий лук.
Какая все-таки простодушная физиономия у парня! Бледнеет на глазах, но не пытается юлить. Кажется, совсем не способен на хитрость.
— А потом, у Гисли, ты убежал и сразу привел подмогу. Совпадение? Но я решил, что ты вызвал Кьяртана, еще когда спустился в погреб. И велел ждать, пока я не запру Фрости и его людей. Я ведь не ошибся, верно?
— Где они? — спросил Гест посеревшими губами. Взгляд его метался, ища стрелков в засаде. Гест не пытался бежать, чем еще больше себя выдал. Напуганный мальчишка из местных пустился бы наутек — и словил бы стрелу меж лопаток. Или звал бы на помощь — и получил бы стрелу в грудь. Но этот, как видно, понимал, что к чему.
Флавий свистнул. Двое воинов Растуса вышли из-за кустов за спиной Геста, двое других показались со стороны оврага. Каждый держал лук с наложенной на тетиву стрелой.
— Отдай мне сережку, — сказал Флавий.
Гест приподнял меховую шапочку над ушами, показывая, что сережки нет.
Флавий усмехнулся:
— Не глупи. Ты знал, что может тебя выдать. Где она?
Гест медлил, и на лице его ясно читалась тоска. Наконец он сунул руку за пазуху, повозился и протянул Флавию на ладони золотую сережку с жемчужиной — видимо, она была приколота к рубахе изнутри.
Флавий взял амулет нобилей Ансельма, коснувшись холодной вялой руки. Он искренне жалел беднягу. Вот Кьяртан бы так просто не попался. Зачем Ансельм тащил с собой мальчишку?
— Расскажешь, что знаешь, — и Растус тебя пощадит, — утешал он Геста, когда тому вязали руки за спиной. — Растус великодушен. А меня не вини.
Геста толкнули в спину.
— Ничего личного, — сказал он Флавию. Глаза у него от испуга стали совсем круглые, губы кривились, только что не тряслись, и голос прозвучал хрипло.
Флавий подумал, что мальчишка уже, в сущности, готов. Чуть поднажать — и выложит все, что надо. Даже забавно, что Растуса он боится гораздо сильнее, чем колдунов и разбойников.
Вот теперь можно ехать к Растусу. В общем и целом Флавий был доволен своим отдыхом.
Глава 12
К Растусу ехали верхами через лес, местами совсем без дороги. Несколько раз приходилось спешиваться. И всё же добрались довольно быстро. Еще и солнце не зашло, когда лес отступил, и с невысокого холма Флавий увидел заснеженный луг, а за ним полосу кустов и белую ленту реки. На лугу стоял дом — длинный, с крышей до земли, похожий на огромный сугроб.
От провожатых Флавий узнал, что дом был пуст, когда его занял Растус. Почему — кто знает? Здесь многие бросали хозяйство и уходили под крылышко к лагману: в суровом Скогаре в одиночку трудно.
Флавий велел подержать пока Геста где-нибудь взаперти и пошел к дому.
Тяжелая разбухшая дверь отворялась внутрь. Здесь было не так уютно, как у Гисли. Единое пространство, ничем не перегороженное. Балки крыши изогнуты, как ребра. Кажется, ты не в доме, а внутри великаньего скелета, обшитого деревом. И запах нежилой: пахнет гнилой сыростью, горьким чадом, лежалой соломой. От трех очагов — дым и красноватый свет. Либертины теснятся у огня, как у костров в лесу. Не военный отряд, а сборище дикарей.
Пока Флавий оглядывался, подошла Магда. Она разрумянилась, глаза блестели — словно и не хандрила все эти недели. У нее даже походка изменилась — шла по зловонному, давно брошенному хозяевами дому как по дворцу.
— Наконец-то всё как надо!
— Вот как? — спросил Флавий. — Что происходит?
— Скоро узнаешь. Идем к патрону.
Растус сидел в обществе Маркуса у среднего очага. Не в высоком кресле, по обычаю здешних хозяев, а по-простому, на лавке за сосновым столом. Хотя и кресло здесь было — оголенное, без шкур. Доски сидения покоробились и потемнели, на них и присесть было страшно — схватишь занозу. На сидении стоял глиняный кувшин. На столе ему места не нашлось: там расстелили большой кусок пергамента — Флавий решил, что это карта здешних мест. По трем углам пергамента стояли кружки, четвертый придерживала меховая шапка.
Растус склонился над картой, всматриваясь в линии и закорючки. За время шатаний по лесу он зарос бородой, исхудал, но еще больше помолодел — каждая жилка натянута и звенит. Заметил Флавия краем глаза, кивнул:
— Есть что важное?
Флавий коротко рассказал о том, что делал у лагмана, доложил о шпионе и передал сережку. Растус взял ее осторожно, как букашку, которую жаль раздавить, рассмотрел и убрал в кошель на поясе.
— Отлично. Скоро закончим, и покажешь своего шпиона.
Магда повела Флавия отдыхать, усадила за стол и поставила перед ним деревянную доску с половиной жареной куропатки, обсыпанной дорожными сухарями. Этими сухарями, пропитанными оливковым маслом и натертыми пряностями, либертины запаслись еще в Ольми. Флавий рвал зубами жесткое, пропитанное дымом мясо, запивал кипяченой водой и унывал. Что, теперь так и питаться? У Гисли либертины тоже охотились, но там были и овсяные лепешки, и сыры, и кислое молоко, и соленые грибы, и пиво.
Пока Флавий ел, Магда говорила, возбужденно блестя глазами:
— Силы хватит на множество амулетов. Растус брал то, что разлито в воздухе. Со старых капищ, с жертвенных камней, из священных рощ. А представляешь, сколько еще можно собрать? Когда мы вернемся в Ольми, Растус будет раздавать благословение от своего имени, даже не споря со жрецами. Мы сами создадим всё, чем император вооружает свои войска. Ты понимаешь? Свое королевство, где все подданные до одного — нобили! И бог Солнца за нас. Десяток лет — и империя упадет к ногам.