Юнец Сверри взвился от таких речей:
— Ты, должно быть, не боишься смерти! Зачем пришел? Дразнить меня? Мои люди знают, кто я такой, и верят мне. А остальных убедят мои победы.
— Вот как? — спросил Маркус. — И много было тех побед за два года? Мой господин предлагает тебе в помощь неполную сотню прекрасно обученных и хорошо вооруженных воинов, свой немалый опыт в сражениях и возможности колдовства. Тебе не придется больше бегать по глухим углам Скогара от воинов конунга. Мой господин предлагает тебе усадьбу лагмана Акселя. Это ключ ко всем здешним землям, это выход к Озеру Ста Рукавов. Но ты, конечно, волен остаться с тем, что у тебя есть.
— Сотня воинов мне пригодилась бы, — отвечал Сверри. — А опыт твоего вождя… Где плоды его побед? Чего он добился своей многоопытностью?
— Знай ты, что творится за пределами Скогара, не спрашивал бы. За морем каждый знает, чего добился Гроза империи и Бич Ольми.
— А почему он сейчас не там, а здесь, навязывает мне свои услуги? Поубавь спеси, посол. Ты говоришь с конунгом, которому поклялись в верности люди трех земель.
— Но мы же знаем цену этим клятвам, — сказал Маркус.
— А твоим клятвам какая цена? Да, соплеменники, что клялись мне перед изображениями общих наших богов, могут обмануть. Но почему я должен верить тебе, чужаку? — Сверри осматривал Маркуса, склонив голову и прищурив один глаз. И вдруг сказал: — Ты ведь жрец, верно? И твоих богов мы не знаем?
Маркус развел руками:
— Я поражен твоей проницательностью.
Сверри откинулся на спинку своего трона, задрал подбородок вверх и захохотал. И все его люди засмеялись и загалдели.
И тогда вмешался колдун Скъегги. Он шагнул к трону, хмуро глянул на веселящийся сброд и по-медвежьи заворчал. Сверри перестал ржать и насупился, а его люди подобрались и насторожились. Кто-то схватился за оружие, кто-то отступил в темноту пещер. Колдун заговорил в полной тишине, медленно, нарочито скрипучим голосом:
— Мы три дня добирались к тебе, разбойный конунг. А ты держишь нас под открытым небом. Не предложил ни присесть, ни выпить. Плохим конунгом станет тот, кто не блюдет закон гостеприимства.
— Это твое предсказание? — спросил Сверри надменно, но Маркус видел, как он побледнел — сразу весь, и гордое лицо, и шея, и грудь над воротом кольчуги, и руки без перчаток, сжавшиеся в кулаки.
— А тебе нужно предсказание?
Сверри заерзал на троне под пристальным взглядом колдуна. И тот сказал доверительно, как знакомому:
— А ведь мать твоя из старого народа. Анса, верно? Почтенная женщина. Теперь-то ее, ясное дело, зовут по-другому. Тора? Тора, да.
Сверри молчал, но воины за его плечами загомонили так, что Маркус едва не оглох. Колдун слушал их, а потом махнул рукой, как обрубил — и все замолкли.
— Значит, это тебе я мог бы передать амулет Хеймо, — продолжал колдун. — Ты наследник Хеймо по матери. По лесам за Озером Ста Рукавов ты наберешь не одну сотню сторонников. Конечно, если убедишь Старый народ, что станешь и их правителем тоже.
— И кто бы мне в этом помог? — спросил Сверри, и в голосе его прорезалась хрипотца.
Колдун стоял теперь совсем близко, почти касаясь коленями трона. И говорил всё тише и тише — тем пристальнее и напряженнее прислушивались разбойники к его словам:
— Я расскажу, как получить амулет, и научу обращаться с народом твоей матери. Почему Тора не надоумила тебя раньше? Не верила, что за тобой пойдут? Она ведь давно отреклась от своего народа, Тора. То есть Анса. Но кровь гуще воды, а дороже крови ничего нет. И чем меньше нас становится, тем дороже ценится кровь. Еще полвека назад за потомком Хеймо не пошли бы. А сейчас можно поднять тысячи человек. Если знать, как это сделать.
Сверри косился на колдуна беспокойно, по-птичьи:
— Что за сказки ты мне рассказываешь, старик? Продолжай. Говори до конца.
Аколдун ответил:
— Я помог бы сыну Ансы, да только не вижу, что он ее достоин. Прими гостей как подобает. Мы устали. Мы голодны. А ты расселся тут перед пожилыми людьми и корчишь из себя хрен знает кого.
Последние слова он произнес неожиданно зло и быстро, как кнутом стегнул. Сверри соскочил со своего трона, ухватил колдуна под локоть:
— Ну, дед! Не сердись. Как тебя называть? Может, мать рассказывала о тебе. Я рад видеть ее друга.
— Так тебе уже говорили, — проворчал колдун. — Скъегги я. Если ничего не отозвалось, значит, не вспоминала обо мне Анса. Да и что ей вспоминать? Вот я ее помню.
Маркус позавидовал умению Скьегги льстить. И встревожился: не сговорятся ли соплеменники за его спиной обмануть либертинов? Впрочем, пусть дурачат Растуса на здоровье. Арзрана не одурачишь, Арзран сам из Старого народа.
Продолжая удерживать колдуна под локоть, Сверри с подчеркнутой вежливостью поклонился Маркусу:
— Прошу, идемте с нами. Хоромы наши не слишком удобны, зато места хватит всем. Отужинаем, а потом поговорим о делах.
Через дыру в горе они попали в большую пещеру. Узким переходом прошли в другую пещеру, еще просторнее. Высокий каменный потолок терялся во тьме. По стенам горели факелы, а на полу горели три костра. Люди ставили на камни столешницы, сколоченные из распиленных надвое сосновых стволов, накрывали их звериными шкурами. На вертел над самым большим костром насадили кабанью тушу. Маркуса и его людей пригласили сесть на срезы стволов, все разной высоты и толщины. Маркусу досталось настолько тонкое сидение, что на нем приходилось балансировать, чтобы не свалиться, колдуна же Сверри посадил рядом с собой, в грубо сколоченное кресло с засаленной шелковой подушкой.
— Об амулете Хеймо мать упоминала как о святыне, потерянной вашим народом. Прости, старик. Я уважаю народ моей матери, но сам ему не принадлежу.
«Однако от оберега ты не откажешься», — подумал Маркус.
— Амулет сам выбирает, кому служить, — сказал колдун. — Анса наверняка огорчится, если ее сын окажется недостойным этой чести.
Сверри склонил голову в показном смирении: мол, посмотрим, чего я достоин. И обратился к Маркусу:
— Так твой патрон для этого хочет моей помощи? Разорить усадьбу и отомстить врагам? А что я за это получу?
— Мой господин предлагает тебе неполную сотню опытных воинов. А также амулет Хеймо и поддержку Старого народа.
— Это если меня примет амулет.
— Зато если он тебя примет, никто не усомнится, что ты из рода Хеймо.
— Да, да, — ответил Сверри. — Никто не назовет меня самозванцем. Скажи, а можно ли сотворить что-нибудь, что настолько же ясно докажет мое происхождение из рода Стурре?
Маркус покосился на Скъегги:
— Об этом посоветуйся с нашим колдуном. Растус поможет тебе побеждать врагов. Победы расскажут о твоем происхождении из рода конунгов лучше, чем любой свидетель.
— Вот как? Твоему Растусу настолько нужны мои победы?
— Моему Растусу… — и тут Маркус осекся. А чего, в самом деле, хочет Растус? Набрать в Скогаре воинов и повести их на Ольми? Да какая разница, что он там хочет? Главное — знать, чего хочет Арзран. И Ларций.
Маркус смотрел на Сверри и думал: «Мальчик, мальчик. Сам-то ты не понимаешь, что с тобой поступят по обстоятельствам? Окажешься нужным — будут использовать дальше. Не понадобишься — выкинут».
— Мой Растус считает, что вы с ним могли бы быть друг другу полезны, — сказал он наконец.
— Где остановился Растус? Он сам ко мне придет или ждет, чтобы я шел к нему? Хватит ли у него гостеприимства на мои три сотни?
По тону Сверри Маркус не мог понять, издевается он, прощупывает почву или соглашается. Он ответил:
— У моего господина нет обширных хором, но достойно угостить он сможет.
— А много ли воинов у лагмана?
— В дружине точно больше сотни. Кроме того, он может вооружить челядь и собрать народ на подвластных ему землях. На последнее нужно время, и здесь тебе поможет внезапность. Наши разведчики доносят, что тебя не ждут на юге. Все уверены, что ты не осмелишься противостоять лагману. А если все-таки войско успеют собрать — и на это у моего господина есть хитрость. Однако ее тебе лучше обсудить с ним самим.