— Мне нужен залог. Кроме того, мне нужно, чтобы Скъегги оставался при мне. И ты тоже, жрец.
— О, это я тебе обещаю! — сказал Маркус.
Теперь можно и поесть, а потом как следует выспаться. Расслабляться нельзя, но основное, считай, сделано. Юный хвастун Сверри попался на крючок к Арзрану, а значит, его скоро проглотят, переварят и выплюнут. Иначе и быть не может.
Глава 26
Хельге, дочери лагмана Акселя Приветливого, оставалось только дивиться, насколько приключение в лесу изменило и ее жизнь, и жизнь усадьбы. По лесу рыщут невидимые негодяи из-за моря, и никто не знает, как с ними бороться. А виной всему колдуны, которые из-за Хельги вылезли к людям.
Ее саму если не заколдовали, то испортили безнадежно. Показали, как это бывает, когда мужчина тебя хочет. Она вспоминала руку лысого колдуна на своей груди, похотливый взгляд рыжего — и думала о том, что было бы, останься она у них. Что было бы, сделай они ее своей женщиной. От фантазий сладко тяжелело тело, и некуда было девать эту истому, и стыдно было нестерпимо. Впрочем, далеко ее фантазии не шли. В самых смелых, полусонных, уже почти бессознательных, кто-нибудь из колдунов клал руку на ее лоно — и после этого сразу что-то случалось. Загорался колдунский дом, или обрушивался потолок, или врывался отец со своими советниками и ее няньками.
В своих фантазиях Хельга никогда не представляла себя с Кьяртаном. Но, наверное, она не думала бы о Кьяртане с такой горячечной неотступностью, если бы ее не испортили в лесу — взглядами, прикосновениями и, возможно, колдовством. Она слышала, что колдуны могут нанести особую порчу. Женщина становится ненасытной и вовлекает в разврат всех, кого может. И не успокаивается, пока ее не топят в болоте. Прячут в трясине вместе с ее позором. Неужели и Хельгу ждет подобная участь? Ведь она точно заколдована. Ни на какое дело не способна, только ходить за чужеземцем, раззявив рот.
Кьяртан вел себя вежливо и терпеливо, но Хельга понимала: для него вся она с ее страстью — ненужная обуза. «Дура, дура! Липучка!» — сердилась она на себя. Но поделать ничего не могла.
С кем бы посоветоваться? Мама умерла позапрошлой зимой, сестры у Хельги нет. До подруг сейчас не доберешься, да и не говорят о таком с подругами. Может, спросить у Рагнхильд? Она лекарка, все знает о женских недугах. Но… расскажет ей Хельга, что ее испортили колдуны… и что сделает лекарка? Куда ей против колдовства? А вот разболтать о том, что дочка лагмана порченая, она может. Нет, видно, придется бороться со своим недугом в одиночестве.
Хельга сердилась на заморских гостей. Почему из-за них она должна таиться в собственном доме, скрывать свои желания? Но если они уедут, что с ней будет? Жить после того, как Кьяртан его покинет — все равно что влезть в старое платье, которое теперь мало. К прежнему невозможно вернуться, в девичью жизнь не втиснуться с выросшими желаниями души.
Да и, по правде сказать, заморские полубоги нравились ей. Это были ее полубоги, ее гости, и никакой другой скогарской девочке, насколько она знала, таких гостей не попадалось. Она привязалась к каждому по-своему. Восхищалась и суровым спокойным Сегестусом, и Ансельмом, высоким и сильным, как божество, таким ученым и важным, что страшно быть рядом. И Ренатой, сказочно, безжалостно прекрасной — и счастливой. Как спокойно, открыто она разговаривала с Кьяртаном! А он глаз с нее не сводил. И Хельга даже ненавидеть Ренату не могла. Смысл ненавидеть человека, который настолько знатнее, красивее, свободнее тебя?
Ближе всех нобилей к Хельге была Уирка. С ней Хельга обращалась покровительственно, как с младшей сестренкой, хотя уже знала, что Уирка старше ее на три года, хотя видела, как быстро она восстановилась — а любой скогарец на ее месте погиб бы или остался калекой на всю жизнь.
Отец советовал:
— Если гости тебя напугают или смутят, говори мне. Говори о любых странностях. Обо всем, что тебя огорчает, или расстраивает, или просто удивляет.
— Они ведь друзья, — отвечала Хельга. — Зачем бояться друзей?
— Они другие. Мы для них как скот. Сейчас с нами ласковы, а нужно будет — зарежут. Ты так на них и смотри. Выходила девочку, привязалась к ней — думаешь, она теперь тебе чем-то обязана?
— Ничего я не привязалась, — сказала Хельга. А сама порадовалась, что ее настоящей привязанности — к Кьяртану — отец не заметил.
Теперь она знала: не стоит даже намекать на то, чтобы породниться с полубогами из-за моря. «Мы для них скот», — сказал отец. Но никто из имперских нобилей не давал понять, что относится к ней как к скотине. Они вели себя как подобает гостям, высоко ценящим и себя, и хозяев. Их превосходство было слишком очевидным, чтобы подчеркивать его, унижая других.
С каждым днем становилось всё тревожнее. Ворота держали на запоре, любых гостей допрашивали и обыскивали. А гости всё прибывали. Приехали бонды из дальних усадеб, верные клятве явиться в случае нужды. Вооруженные, с сыновьями и домочадцами. Людей под рукой у отца собиралось всё больше, но он всё не решался прочесать лес.
Хельга не бывала на закрытых советах, но на пирах сидела об руку с отцом, многое слышала и готовилась к худшему. На усадьбу могли напасть неведомые чудища. Надо было опасаться и разбойников. Говорили, что Сверри видели у озера Янне, потом — что он с севера в сторону владений лагмана. У него много крытых повозок, и кто знает, сколько в этих повозках людей? Сверри не раз показывал свое умение воевать и разорил уже не одну усадьбу.
Отец не только разослал гонцов в самые дальние уголки своих владений, требуя от подвластных ему бондов явиться для исполнения долга. Он также отправил послов к конунгу, прося о помощи. Хельге он сказал:
— Я отправил бы тебя к тетке, но сейчас это опасно. Я хочу, чтобы ты, если что-то случится со мной, переоделась и смешалась с челядинками. Тебя никто не выдаст.
Тетя Астрид, старшая сестра отца, давно вышла замуж за хорошего человека. У него было большое хозяйство на Озере Ста Рукавов. Хельга ездила к ним в гости. Место там бойкое, веселое. Лодки, корабли, широкие сенокосные луга, сбегающие к воде. Табуны длинноногих, длинношеих лошадей. Леса веселые: редкие, просвеченные солнцем, заросшие мягкой сочной травой.
У тети Астрид три взрослых сына. Хельга отчаянно стеснялась их и любила. Они напоминали Кьяртана. Точнее, Кьяртан их напоминал. А как там хорошо купаться! Вода в озере мягкая, прозрачная на всю глубину. А по вечерам дают молоко с земляникой.
Да, летом у тети хорошо. Но между ее домом и усадьбой лагмана наполненный неведомыми чудами лес.
— Ведь усадьбу не возьмут? — спросила Хельга. — С тобой ничего не случится?
— Нет, конечно. Но если что — сделай, как я сказал. Пусть никто не знает, что ты моя дочь.
Сегодня утром отец еще до света отбыл к Болотному Ларсу — посоветоваться. Ларс засел на берегу озера Дага, за обширными топями. Охотился, рыбачил. Случалось, и разбойничал, но только на чужих землях. Из-за него у отца случались ссоры с соседями. Ссоры приходилось долго и мучительно улаживать, это стоило немало серебра. Зато на землях отца Ларс никого не трогал, а случись заваруха, приходил на помощь с двумя сотнями прекрасных бойцов. Только вот просить его нужно было лично. Ларс не обязан был подчиняться лагману. Он считал, что оказывает ему услугу уже тем, что живет на его землях.
Отца сопровождал отряд из четырех десятков человек. С ним отправился и Ансельм, взяв с собой Секстуса, Кари и Сегестуса. Чуть позже из дома куда-то делись Рената и Уирка.
А Кьяртан остался. Хельга прислуживала ему за утренней трапезой. Наевшись, он встал перед ней. Высокий, широкоплечий, ласково улыбающийся.
— Спасибо тебе, хозяюшка, за доброту и заботу. И… прости, что так вышло. Мы постараемся, чтобы твой дом был цел, а ты жила в покое.
Что с ней сделалось! Хотелось зарыдать, убежать, кинуться ему на шею. Вот оно! Надо поговорить с ним сейчас, или она будет жалеть всю жизнь. Да и сколько останется той жизни, если усадьбу захватят?