— Я сплю чутко, — сказала Хельга. — В следующий раз, если что понадобится, позови.
— Не хотел тебя будить, — сказал Аксель без тени смущения и взял у нее миску. Хельга следила, как он накладывает угли, и мысленно соглашалась с Раннвейг. Да, что-то не похож он на себя. Не совсем похож. Стал как будто поразмашистей, поухватистей. Некоторые жесты совсем незнакомые.
Акселя Хельга знала давно, он был хорошего рода и достойно проявил себя на службе у ее отца. Прежде он относился к ней с холодноватым отстраненным почтением, а сейчас от него шло ощутимое тепло. С того мгновения, как он поддержал Хельгу перед Ларсовой хозяйкой, в нем чувствовалась ровная надежная доброжелательность, твердая опора. Так относился к Хельге отец, Грегер — но никак не Аксель.
— Я видел, как собирается Ансельм, — сказал он. — Говорили — к колдунье. Я за тобой куда захочешь, но точно ли тебе туда надо?
Хельга задумалась: что ему сказать? Что так решили боги? Он сочтет ее хвастуньей. Ишь ты, боги ею занимаются, маленькой Хельгой!
— Мне туда… надо. Спасибо, что поддержал. Нам бы поторопиться. Уже сейчас бы и пойти дальше. А то не догоним.
— Отдыхать тоже нужно, — возразил Аксель.
«Да, надо дать им поспать», — подумала Хельга.
— Скажи, — начала она, помедлив. — Расскажи, что с усадьбой? Как ты выбрался, что случилось с остальными?
Он зевнул, с силой потер лоб.
— Не знаю. Я ту старуху, что меня открыла, тряс, спрашивал, где наши. Она — ничего. Всё горит, все мечутся, еще скотину выпустили… Я метаться не стал, через стену и бежать. Там уже нечего было делать, некому помогать.
— А что за старуха-то? И почему она не ушла с тобой?
— Не знаю, почему, — сказал Аксель, и Хельге почудилось, что он сердится. — С тобой-то тоже не все ушли. Может, она как-то по-другому бежала. Может, нет.
Он говорил не совсем в своей обычной манере: более отрывисто и с сердцем, забывая о вежливости. Впрочем, обстоятельства к тому располагали, и она охотно простила ему его горячность.
— А что подожгли?
— Большой дом и несколько сараев.
— С людьми?
— Да, похоже, с людьми. — Он снова потер лицо ладонями — такой знакомый жест! — Я… перепугался, госпожа. До смерти перепугался. Прости. Стыдно мне, госпожа!
— Нечего тебе стыдиться. Ты нас спас. Счастье, что ты выбрался. Баура много плакала по тебе.
— Спасибо тебе, госпожа, за мою Бауру, — отозвался Аксель, и Хельга смутилась под его взглядом — очень уж он был ласковый. Аксель вроде и сердился, и винился, но… Никогда мужчины так ею не любовались. Разве что лысый колдун… Хельга вздрогнула. Нет больше лысого. Убит и обезглавлен. А все же почему здесь пахнет, как в доме у колдунов? Не рыбой, нет: зверем. И в шатре так же пахло. Потому ей и приснился медведь?
Наверное, какой-нибудь зверь подходил близко к костру, и запах остался. Воздух неподвижный, даром что холодный. Деревья застыли вокруг поляны, а сверху, с темного неба, смотрят звезды. Хельга подумала о зверях, которые бродят под этими звездами в ночных чащах.
— Интересно, каково это — быть лесом? — спросила она.
— Что, госпожа?
— Колдунья. Она получила силу, рассеянную по лесам. И сама стала лесом.
— Колдунья, к которой мы идем?
— Да. Асдис.
Аксель взял лежавшую обок палку, потянулся с ней к костру, поворошил угли.
— Асдис? Это Ансельм ее так называл? — спросил он каким-то странным, напряженным голосом. Хельге показалось, что и лицо его раскраснелось, словно от стыда. Но когда она принялась рассказывать о колдунье, Аксель слушал спокойно. Кивал, поддакивал, но ни о чем не спрашивал.
— Что ж, госпожа, — сказал он, дослушав. — Если эта колдунья так опасна, нам к ней нельзя. Ты говоришь, она потеряла человеческое разумение. Как с ней договариваться?
— Ну, а вдруг пробьюсь? Вдруг она что-нибудь вспомнит?
— А вдруг! — повторил он, и Хельга показалась себе маленькой и глупой.
— Я уже все решила, — сказала она неуверенно. — А что еще делать-то?
И с тоской ждала, что Аксель сейчас отговорит ее от замысла. Ему это легче легкого, она и сама понимает, что занялась не делом. Но он сказал:
— Ансельм хочет говорить с колдуньей — вот пускай и говорит. Он сам как колдун. А мы будем рядом, но вперед не полезем. Вдруг пригодимся?
Хельга кивнула. Она почти жалела, что ее не стали отговаривать.
— Буди Рагнхильд, госпожа, — сказал Аксель. — Ты права: времени терять нельзя.
После скудного завтрака залили костер водой и вышли в темноту. Перед рассветом поднялся ветер, и Хельга продрогла. Но ветер прогнал воспоминания о застоявшемся запахе зверя, и все ее сомнения развеялись как-то сами собой.
Шли быстро, но нагнать Ансельма не получалось. Зато и двойной след не терялся.
Ближе к полудню случилось несчастье. Они пробирались через низкое топкое место, где ураган повалил множество елей. Часть стволов лежали на виду, но другие утопали под толстым слоем мха. Идти здесь следовало осторожно, и все прощупывали почву палками. Первыми шли проводники, за ними Хельга, за Хельгой Рагнхильд, а за Рагнхильд Аксель. И вот Хельга услышала, как Рагнхильд сзади охнула, и мох влажно ухнул под упавшим телом. Обернулась с тревожным предчувствием — так и есть, Аксель тянет Рагнхильд вверх, а та болезненно кривится:
— Погоди! Погоди! Оставь! Дай присесть!
Аксель усадил ее на еловый ствол, преграждающий путь на уровне колена. Хельга позвала проводников. Рагнхильд одной рукой держалась за стопу, а другой показывала на вывороченный из земли еловый комель шагах в ста слева — черный, огромный, выше человеческого роста, он напоминал чудище из детских страшилок.
— Что это там?
— Где?
— Там. Вроде человек. Ох! Косматый.
Аксель снял с плеча охотничий лук, наложил стрелу и пошел к комлю. Один из проводников присел перед Рагнхильд, снял с нее сапог и обследовал ногу.
— П-похоже, ушиб, — говорила она, кусая губы. — П-просто ушиб.
Аксель вернулся и сообщил:
— За комлем никого. И следов нет.
Он тоже ощупал ногу Рагнхильд и покачал головой.
— Ушиб, — сказал он уверенно. — И жилы потянула. Как же тебя угораздило?
— Примстилось, значит. Но видела же ясно! Лохматый весь, и глаза белые!
Аксель нетерпеливо махнул рукой и повернулся к Хельге:
— Что делать, госпожа?
— Как ты, Рагнхильд? — спросила Хельга.
Рагнхильд сосредоточенно терла лодыжку.
— Сейчас… Сейчас…
Поставила ногу, чуть оперлась на нее и вскрикнула.
— Н-нет, не пойду. Не могу.
Хельга переглянулась с Акселем. Теперь она ясно видела, что дальше идти не получится. Но Аксель сказал проводникам:
— Одному из вас придется остаться с ней.
Хельга поразилась стремительности и хладнокровию, с какими он принял решение — за нее.
— Мы, получается, бросаем их в лесу? — спросила она растерянно.
— Мы дадим им шатер, поделим припасы.
— Да я не пропаду, госпожа, — сказала Рагнхильд. — Но лучше бы и тебе вернуться.
— А ты сможешь идти?
Рагнхильд шевельнула стопой.
— Доковыляю как-нибудь. Но тебе надо бы со мной — ради себя, госпожа.
— Ради себя мне надо дальше, — сказала Хельга.
Больше рассуждать не стали. Быстро переложили припасы. Рагнхильд настояла на том, чтобы оставить шатер для Хельги. Сама она, мол, не раз ночевала в лесу у костра. Простились.
У Хельги было тяжело на сердце, но продвигались они теперь быстрее. Хельга почти бежала, однако силы у нее кончились задолго до заката. Аксель заметил это раньше нее:
— Надо бы отдохнуть и поесть, госпожа.
Они как раз выбрались на высокое сухое место, в сосняк. Солнце жарило по-летнему, разогретые сосны пахли так, что голова кружилась. Хельга взмокла, и внутри у нее всё спеклось. Она замотал головой: мол, не время отдыхать. Но ноги как нарочно подкосились, и пришлось сесть, чтобы не упасть. Села она удобно, на ковер сухого изумрудного мха, и только тогда почувствовала, как сильно устала.