Вышла красивая могила для ее кошмара. Теперь он отлипнет от Нинки. Потому что это раньше она была плохая, обманывала и устраивала злые розыгрыши. Ей было скучно, и людей она считала глупыми. А теперь стала хорошей. Настоящей. Вот прямо с этой минуты. И ничего плохого больше к ней не привяжется. Ничего плохого больше с ней не случится. Никогда.
Подбирая простыню, она пошла к кустам с лазом. Надо было, конечно, кругом идти. Но слишком долгое утро выключило логику. Вот ее и поймали. Около клуба. Сутулый старший вожатый.
– Чего происходит? – накинулся он.
– Чего? – Нинка резко пожалела, что не пошла кругом. Еще простыня эта в руках мешалась.
– Это была твоя идея?
– Какая идея?
Старший округлил глаза. Это у него хорошо получалось – то ничего-ничего, а то вдруг раз – и глаза в пол-лица, еще и резко наклоняется, чтобы от твоего мира только эти глаза остались.
– Башки нет? – заорали эти глаза. – Она сидит в кабинете, икает от ужаса! Рассказывает, что ты ее закопать хотела.
Во кудрявая дает! Уже заикала. А уходила с песнями, венок плела. Чего это ее вдруг так перевернуло? А! Лана. Добрая Лана объяснила кудрявой, что произошло. Взрослые всегда отличались повышенной сообразительностью.
– Я тут при чем? – Нинка подпустила в голос обиду. – Я пришла, смотрю, копаются. Думала, грибы ищут.
Сутулый старший задумался.
– А простыня откуда?
– Они у меня ее стащили. Этот, который из первого. Отомстить хотел. Спать-то мне теперь на чем?
Сутулый старший не ответил. На лице у него нарисовались все скорби мира. Утро только, а он выглядел жутко уставшим. Как будто перед этим всю ночь бандитов искал. Кожа на лице собралась складками и обвисла.
– Сережа сказал, что это была твоя идея. – Старший смотрел вдаль. – Таня подтвердила.
– Ничего больше Сережа не сказал? – с тихой злобой спросила Нинка. Сережа, это, вероятно, Тинтин. – Или, может, припомнил, что я летаю на метле и вызываю духов? – Нинка раздраженно скомкала простыню. – Он три дня про меня муру всякую несет. У кого угодно спросите.
Сутулый старший еще больше ссутулился.
– Что ж вы все кривые-то такие… – пробормотал он. – Иди в палату. – Он осмотрел Нинку. – А простыню выброси. Скажешь кастелянше, что я велел новую дать.
Нинка усмехнулась. Но только в душе´. Это была почти победа. Тинтин сам несколько дней нарывался.
Прошла несколько шагов и почувствовала, что радость улетучилась. Опять стало тяжело. Бросила простыню. Но рукам легче не стало. Они наливались свинцовой неподъемностью, тянули плечи, выгибали шею. Нинка чувствовала, как будто вернулась в старую страшную сказку. Никого из братьев давно нет, никто больше не устраивает засады, не выливает чай ей в постель, не закапывает в песочнице, почему же она до сих пор живет с ожиданием подвоха, что все это еще вернется? Почему человек с черным взглядом приходит?
Весь лагерь был на речке. В корпусе нянечка водила шваброй по скрипучему полу. Это была молодая тетка-хохотушка, постоянно кокетничающая с Максимом. Работала она сейчас у палат первого отряда. Нинка прошла к себе незамеченной, села на кровать и стала смотреть на руки.
Шварк, шварк. Скрип.
Шаг тяжелый, с пришаркиванием, подволакиванием тапок. Такой шаг не мог быть у молодой. Он мог быть только у старой. Из тех, что торопятся, но быстрее не могут.
Не дожидаясь, пока страшная старуха дойдет до ее палаты, Нинка сорвалась с места, руками врезалась в раму двери своей палаты, прошмыгнула через холл – только не смотреть, только не смотреть – налетела на дверь корпуса. Она не открывалась. Нинка билась в нее телом, слыша за спиной шварканье и скрип. Старуха приближалась. Старуха Смерть нашла ее.
Нинка билась и билась. Но тут дверь неожиданно распахнулась сама. Нинка выпала на улицу и врезалась в вожатую своего отряда Кристину.
– Ты что, с ума сошла? – сходу заорала вожатая. – Вас чего тут всех – на солнце перегрело? Ты хочешь, чтобы меня посадили? Ты почему не со всеми на речке? Где ты была, когда мы собирались? Это что за история с похоронами? Мне звонит Володя, говорит, что ты закопала девчонку из восьмого отряда! Голова твоя где? Скучаешь? Занятие найти не можешь?